Встретимся в музее - Энн Янгсон
Дорога вела вдоль вспаханного поля, и я по привычке остановилась, чтобы проверить, смогу ли распознать, что там посажено. (Какой-то злак, но какой именно – говорить рано.) К тому моменту, как я добралась до входа в Уорхэм Кемп, женщины уже скрылись из виду. С обеих сторон дорожки росла живая изгородь, на траве еще блестела изморозь, и я видела отпечатки их подошв. Я решила идти ближе к той живой изгороди, рядом с которой не было следов, и напустила на себя такой вид, словно у меня больше прав быть там, чем у хорошо одетых женщин впереди меня.
Но когда я вышла к амфитеатру (это ведь так называется?), присутствие других – живых – людей перестало хоть что-то значить. Чувство было такое, словно я оказалась в месте для жизни, хотя, признаюсь, ожидала, что почувствую себя как в церковном склепе, где мертвые имеют преимущество над теми, кто еще ходит по земле. Не знаю, что так повлияло на меня, то ли всплеск небесной синевы, то ли следы кроликов и кротовые кочки, то ли покрытые дерном насыпи, что смотрелись так аккуратно и в то же время естественно, как будто люди, создавшие их, могли в любой момент появиться из-за холма со своими серпами, мотыгами и стадами овец.
Как человек знающий, Вы скажете, что мертвых там и не должно быть. Это не место захоронения, не могильный курган, а место, где люди жили. Готовясь к поездке и уже в пути я так много размышляла о прошлом, которое давно погребено. И вот я стояла там, где жили люди, и оказалось, что об этом я заранее совершенно не думала. По краям вала располагались небольшие уступы, напоминавшие скамьи, на которых могли сидеть люди. И я сама присела. Я сидела, пытаясь представить, что происходило здесь задолго до моего появления, и мгновенно поняла, что не вижу ни одной картинки. Я так хотела сюда приехать, я была так уверена, что это место не оставит меня равнодушной, и не озаботилась поиском нужной информации. Я сняла рюкзак и достала распечатки из интернета. Казалось неправильным сидеть в такой день в таком месте и пялиться в листок бумаги. С внезапной ясностью я поняла, что имеет в виду мой муж Эдвард, когда говорит, что в жизни не обратится к письменному тексту, чтобы что-то узнать. Он скорее доверится внутреннему чутью, опыту, обратит взгляд на текстуру почвы, направление ветра, прислушается к немногословному совету соседа-фермера. Наш сын Тэм, который вместе с ним работает на земле, читает все газеты на сельскохозяйственные темы и пытается заинтересовать ими отца, но Эдвард говорит: «Ага, ага, а сколько намеков природы ты пропустил, пока сидел, уткнувшись в газету?»
Только после свадьбы я узнала о нем эту важную вещь: он не видел смысла в чтении. Тогда я думала, как же мы вообще сможем жить вместе, раз мы такие разные? Теперь же, сорок лет спустя, понимаю, что он имел в виду. Мне тоже хотелось бы уметь оглядываться по сторонам и узнавать мир, основываясь на том, что я вижу, а не на том, что написано в книгах. Но в тот день я не могла опереться на жизненный опыт, рядом не было друга, который помог бы распознать знаки и намеки, поэтому я начала шарить в рюкзаке в поисках очков для чтения. Тем временем ко мне подошла худая и некрасивая женщина. Я встретилась с ней глазами, и она отметила, что погода прекрасная, как сделала ранее ее подруга. Я отвлеклась от поиска очков. Вблизи женщина выглядела не вполне здоровой, несмотря на туристское снаряжение. Ее лицо по цвету и текстуре (да что уж, и по форме тоже) напоминало свеклу, выкопанную из земли посреди зимы.
– Я здесь впервые, – сказала я. – И вроде много всего прочитала перед поездкой, но ничего не помню.
– Я хорошо знаю эти места, – ответила женщина. – Я изучала археологию. Расскажите, что Вас интересует, и я попробую помочь.
Так что, как видите, альтернатива письменному тексту быстро нашлась. Ею оказалась проходившая мимо археолог по имени Марион. Она села на выступ рядом со мной и рассказала сначала о месте, где мы оказались, а потом и о себе.
Пока она говорила, я чувствовала, что люди из железного века и античности ходят вокруг меня, занимаясь своими делами. Готовят еду, стирают, мастерят домашнюю утварь, как это делаю я сама. Я будто бы оказалась в прошлом, две тысячи лет назад, но несложно было представить момент в будущем, еще через две тысячи лет, когда две незнакомки встретятся на месте моего дома и станут изучают жизнь, которую я вела, по осколкам моих любимых зеленых тарелок и заржавевшим, но неплохо сохранившимся спицам восьмого размера. Марион рассказала, что некоторые объекты в Уорхэм Кемпе были найдены в кротовых норках или в результате кроличьих подкопов; другие же – результат прицельной работы археологов на здешнем раскопе. Меня захватила эта идея. Идея о том, что земля – что-то вроде большой бочки яблок, к которой каждый день тянется рука и берет сверху один фрукт, чтобы съесть, а потом докладывает еще пару яблок, на завтра. Но время от времени кто-то очень любопытный сует руку поглубже или, скажем, крыса пробирается внутрь через щель и тревожит нижние слои яблок. Так на свет божий выглядывают более старые плоды во всем своем причудливом и подзабытом уже разнообразии. Фермерство, таким образом, оказывается сродни работе, которой занимаетесь Вы: просто мы разбираем и обновляем верхний слой, Ваши же руки погружаются глубже.
Оказалось, что Марион и две другие женщины вовсе не близкие подруги с успешными карьерами, которые вместе гуляют по выходным, как я сначала подумала. Они познакомились у психотерапевта, на сессии для женщин, больных раком, и договорились каждый месяц делать что-то вместе. Что-то, что не давало бы им забыть, какое это чудо – жизнь. Марион сказала, что раньше в группе было больше женщин. Я подумала, как было бы хорошо, если бы Белла познакомилась с ними во время своего лечения. Но в следующую секунду я поняла, что Белла никогда бы не влилась в их компанию, слишком раздражительной и язвительной она была. Не знаю точно, как бы я сама действовала в подобных обстоятельствах, но, подозреваю, что охотно сдалась бы в их дружеские объятия.
