Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

ты и с Клавой отношения выясняла, и с Мартынюком поссорилась, и с Глафирой Петровной. До твоего приезда мы не конфликтовали, если были чем-то недовольны, то не заявляли об этом так открыто, старались решать вопросы мирно. Нас к этому Фаина Кузьминична приучила. Скандалистов она не любит и сразу увольняет, мы ждали, что и тебя уволит, но у нее на этот счет, видимо, другое мнение. Кто-то же должен был поставить тебя на место. Вызвалась Нана. Не знаю, хорошо у нее получилось или плохо, наверное плохо, раз ты ко мне пришла, но ты должна ее понять. Я не прошу ей сочувствовать, я прошу именно понять… – Оля остановилась, чтобы перевести дух, и торопливо продолжила: – В Нане говорит не только обида, но и зависть.

Я удивленно вскинула брови:

– Чему ей завидовать?

– Твоей красоте и молодости, тому, что не успела ты приехать, как влюбила в себя парня, на которого Нана… – Оля запнулась. – Ну, неважно… Тому, что ты хороший врач, и даже тому, что родилась не в маленьком грузинском городке, а в Ленинграде.

– Да уж, грехов за мной действительно многовато. Значит, Нана влюблена в Мартынюка?

– Я этого не говорила, – быстро сказала Оля, и по тому, как она смутилась, я поняла, что она невольно выдала тайну подруги.

Я вспомнила день, когда мы отмечали мое новоселье, и странное предупреждение Наны, когда она позже вернулась в мою комнату, а перед этим – упоминание ею Людмилы, разозлившее Мартынюка. Получается, она на что-то надеялась, несмотря на наличие соперницы, но мой приезд спутал ее карты. Да, теперь все прояснилось. Но легче мне не стало. Грузинский темперамент вкупе с ревностью и завистью – не самое приятное сочетание. Я не сомневалась, что мне еще предстоит столкнуться с Наной и что это столкновение не сулит ничего хорошего.

– Оля, но ты же не считаешь меня настолько плохой, правда? Я согласна, что должна сдерживать эмоции, и уже над этим работаю, я и сейчас вспылила только потому, что услышала в свой адрес столько несправедливостей…

– Ну конечно, я не считаю тебя плохой! Ты просто отбилась от коллектива. Но если ты пытаешься исправиться, значит, есть шанс… Вот и Фаина Кузьминична не держит на тебя зла, раз пригласила в гости.

– Как вообще об этом стало известно?

– Кто-то видел, как ты выходила из флигеля. Я не знаю кто.

По тому, как Оля отвела глаза, я поняла, что она говорит неправду. Но это, в сущности, было неважно – кто меня видел и как этот человек оказался рядом с флигелем Фаины Кузьминичны темным дождливым вечером, не располагающим к праздным прогулкам.

– И какая у нее дома обстановка? – с любопытством спросила Оля.

– Обычная.

– А о чем вы с ней говорили?

– О работе. – Я встала. – Ладно, я пойду.

– Не сердись на меня, пожалуйста.

Оля тоже поднялась и проводила меня до двери.

– Не знаешь, когда Нину выпишут? – спросила она.

– В пятницу.

– Уже послезавтра? Как хорошо! Значит, она сможет погулять на дне рождения Рустама.

– Сомневаюсь, что самочувствие и диета ей это позволят. Но там видно будет.

– Зоя…

– Да? – я обернулась.

– Мы с Наной завтра обедаем в обычное время. Подсаживайся за наш столик в столовой.

– Не думаю, что это хорошая идея. Зачем портить Нане аппетит?

– И себе тоже, да? – грустно улыбнулась Оля.

Я вошла в свою комнату и заперлась на ключ. Мне как никогда хотелось иметь собственное жилье, хотя бы комнату в коммуналке, но только не в общежитии, где слишком много народу, где каждый или имеет что-то против тебя, или следит за тобой, или плетет интриги.

– Зоя Евгеньевна, вы там? – В дверь затарабанили. – Вас вызывают в приемный покой.

За дверью стояла Клавдия Прокопьевна, тяжело дыша после быстрого подъема по лестнице. Она выписалась из стационара с заметным улучшением, но продолжала принимать таблетки, и физические нагрузки ей были противопоказаны, о чем я ей напомнила, но комендантша только рукой махнула:

– Срочно, срочно вызывают!

Схватив плащ, я побежала вниз. Наверняка очередная автоавария. Сейчас темно, дождливо, дороги плохо освещены, а местные водители часто нарушают правила дорожного движения. Кстати, этот пункт нужно бы добавить в план ликбеза. Скольких реанимационных мероприятий удалось бы избежать, сколько травм и инвалидностей предотвратить, проявляй местные водители большую сознательность на дорогах.

В этот вечер в «приеме» опять дежурила Света Князева. Мы обе сделали вид, что не помним того, что произошло на прошлой неделе. Личная неприязнь не должна мешать работе, Света знала это так же хорошо, как и я. К тому же субординацию никто не отменял, поэтому при моем появлении она поднялась и поздоровалась.

– Вас ждут в инфекционном боксе, Зоя Евгеньевна.

– В инфекционном боксе? – удивленно переспросила я.

– У больного, доставленного по скорой, неврологические симптомы.

– Сегодня дежурит доктор Мартынюк?

– Да. – Света слегка покраснела. – Мы всегда дежурим в паре.

«Неужели и она тоже?.. – изумилась я. – Ай да Мартынюк. А ведь с виду ничего особенного собой не представляет». Но, возможно, после разговора с Олей мне теперь всюду мерещились неразделенные влюбленности, истинные и мнимые.

Перед тем как войти в инфекционный бокс, медработник облачался в спецодежду: стерильный халат, многослойную маску, плотно прилегающую к голове шапочку, резиновые перчатки и моющуюся обувь. Руки в перчатках следовало тщательно вымыть в тазу с дезинфицирующим раствором, то же самое полагалось сделать по выходе из бокса, только уже в другом тазу – для «грязных» рук. Эти правила ввела Фаина Кузьминична, и она же требовала их обязательного соблюдения. Сейчас, стоя в предбокснике перед закрытой дверью, за которой таилась неизвестность, я не могла не порадоваться таким мерам предосторожности.

Толкнув дверь, я вошла в бокс – небольшую палату с высоко расположенным окном, обособленным санузлом и отдельным выходом во внутренний двор. Две койки пустовали, на третьей лежал мужчина, которому Мартынюк делал внутривенную инъекцию. Закончив, он обернулся и сказал:

– Хорошо, что вы так быстро пришли. Это по вашему профилю.

Я приблизилась к койке и вгляделась в лицо пациента. Покрытое красными пятнами и обильной испариной, странно неподвижное, оно напоминало застывшую маску с глубоко запавшими глазами. Мужчина часто, с присвистом дышал, грудь конвульсивно поднималась и тут же опадала; ему явно не хватало воздуху.

– Почему не дали кислород?

– Я хотел, чтобы вы прежде его осмотрели.

Пока я проводила осмотр пациента, Мартынюк изложил анамнез. Сергей Соболев, вдовец, пятьдесят четыре года, учетчик в заготконторе. Три дня назад поднялась температура, к вечеру присоединились ломота в суставах, сильная головная боль, резь в глазах. Он решил, что это