Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Харитон улегся, как был в рабочей одежде на свой, набитый соломой, матрас. Закинул руки за голову:

– А, там, продолжал он, время быстрее пролетит, глядишь, и домой пора будет. Мои Самсон и яйка, наверное, все глаза проглядели. А я-то как соскучился! Генерал, гад, ни одного ответного письма не написал. Дадим ему взбучку, а? И Слон, и Иван одновременно показали свои увесистые кулаки в знак согласия.

* * *

И вот, наконец, родная Осакаровка! Их никто не встречал, приехали они ночью в пятницу. На улицах еще были люди. Было холодно, но не ветрено. Примятый пышный, наверное, первый снег блестел при свете луны. Ребята шли быстро, чтоб не замерзнуть. У каждого за плечами котомки, которые друзья намеревались наполнить съестным на обратном пути в воскресенье. Слон шел медленнее других вдыхая воздух в свои мощные легкие:

– Что значит дома, и дышится здесь легче и приятнее, – говорил он, поднимая свое разгоряченное лицо вверх, к редко падающим снежинкам.

– Да, дом есть дом, это тебе не несчастная наша халупа, где никто не сготовит тебе поесть, – согласно в тон ему ответил Харитон и добавил:

– Самсон с яйкой сейчас в обморок упадут, надо быстрее идти, может еще спать не легли. Харитон шел любовно, рассматривая улицу по обе стороны, возбужденно хлопая руками в толстых перчатках поочередно то Ивана, то Слона. Толстые, кожаные на меху перчатки были его гордостью. Он выменял их недавно у парня с параллельного курса за кусок сала. Благо дед наложил этого добра внуку целый почтовый ящичек. Из них троих, Харитон выглядел более-менее ухожено: кирзовые сапоги – еще не стоптаны, полупальто еще имело какую-то форму, а простая матерчатая шапка-ушанка сидела на нем как-то лихо и симпатично.

Иван, увернулся от очередного перчаточного шлепка, шмыгнул носом, завистливо поглядывая на него:

– Да, перчатки у тебя всем на зависть. Я б тоже от таких не отказался.

– Да, – Слон тоже оглядел друга намеренно пристально, – мне бы сапоги поновее, а то эти совсем скукожились, – он с ненавистью посмотрел вниз. Мать сказала, что купит новые через год. Сейчас на очереди Пашка, он совсем обносился.

– А потом Глашка, да? – ехидно спросил Иван.

Слон, не замечая его тона, махнул рукой:

– Скорее бы кончилась эта учеба и пойти работать, семье помочь.

Ему не очень шла учеба впрок, на занятиях он чуть ли не засыпал. Спасибо Ивану и Харитону, которые кое-как растолковывали ему, что к чему.

– Мне эта учеба побоку, – возмущался он. И зачем это маманя заставила меня поехать с вами? Уже б работал шофером или грузчиком. Нет, надо было послать, как же: боялась, что б я от вас не отстал.

– И правильно боялась! Ну и чем тебе так плохо, чудище? – вопрошал Иван, – Ничего не делаешь, а среди друзей закадычных. Что говорит дед Самсон, помнишь? А говорит он, что грузить и шоферить всегда успеешь.

– А мне казалось, что ты сам напросился поехать с нами, – напомнил Харитон.

Слон поминутно дул на замерзшие пальцы (где-то потерял свои варежки) и шел пританцовывая, теперь, изрядно промерзнув, смотрел на родную Осакаровку сердито исподлобья.

– Нет, ребята, пора мне идти на работу. Батя мой в своем колхозе ничего не зарабатывает, – изрекал он периодически, выпуская при этом изо рта изрядный клубок пара и ожидая реакции ребят, но те молчали. Занятые, наверное, мыслями о своем доме, о родных, в предвкушении встречи.

Дома они оказались в одиннадцать вечера. Слон пошел ночевать к Харитону, а назавтра утром он должен был добраться к себе домой, на самую окраину, около Осакаровского кладбища.

Деда дома не было, он ушел играть в «скамбил», и яя не знала, к кому именно он ушел. Долго обнимала внука, осматривала, как будто не веря – он ли? На редких выцветших ресницах повисли слезы.

– Ну яя, ты не видела меня только каких-то два месяца, успокойся, – хмурился Харитон, с жалостью всматриваясь в плачущее лицо яи Софии.

– Восемь недель, – поправила его яя, смахнув слезы, засмеялась, наказала раздеваться, согреться у печки, а сама побежала в сенцы за едой.

После оладьев со сметаной и горячего чая, разморенные теплом, после сытного ужина, друзья заснули крепким молодым сном. Утром их разбудил настойчивый кашель деда Самсона. Он долго расспрашивал, что и как, вникал во все подробности их быта: как учатся, когда ложатся спать, где и что едят, как работали в колхозе, как ехали домой. Напоследок сказал, что скоро сам приедет узнать, чем они там занимаются, встретится с самим директором.

– Смотрите у меня, чтоб все было чин-чинарем. А то ведь не посмотрю, что уже женихи, выпорю. Не пожалею.

Ребята клялись, что все у них хорошо и никаких проблем.

Наконец, Самсон, смягчившись, улыбнулся и сказал:

– Ну молодцы, коли так! Хвалю! Поешьте, да бегите к Генералу, а то он мне надоел, все спрашивает, когда вы приедете.

Через полчаса, вытащив еще сонного Ивана из-под бабушкиного крыла, ребята уже были у Генерала.

* * *

Утро. На высоком голубом небе два-три перистых белых облака. Ребята быстро двигаются к дому Христопуло. Роконоца давно гремела кастрюлями и ведрами, готовя плимия-пойло скотине в первую очередь. На столе уже дымились, только что испеченные пахучие блины. Ирини сидела за столом и наворачивала их со сметаной. Генерал не отставал от сестры. Харитон еще не вставал.

У Генерала от неожиданности округлились глаза.

– Вот это – да! Кого я вижу!

Он поднялся со стула. Обнялся с каждым. Слон легко приподнял его, потряс:

– Ну до чего легонький дружок наш, Генерал! А? И как ты защищаешься от врагов, удивляюсь! – весело принялся разыгрывать он улыбающегося Яшку.

– А у него нет врагов, – встряла Ирини. Он у нас умный, с ним опасно связываться…

– Тем более, что, в крайнем случае, у него такая сестра-огонь! Кого хочешь отметелит, – быстренько вставил свое слово Слон.

– Тем более за такого брата, правда сестричка? – спросил лукаво, улыбаясь и усаживаясь на предложенный стул Харитон. Иван сел на низкий стульчик, как всегда, в присутствии Ирини, проглотив язык.

Ирини улыбнулась Харитону, но не успела ответить, как Слон перебил:

– Правда-правда, чего уж там! Девушка она крепкая, а главное смелая!

– Чересчур смелая, – заметила Роконоца, – через свою смелость и школу бросила. Всех детей подряд била.

– А нечего было трогать меня, – нарочито сверкнула глазами Ирини, – они будут обзываться, а я буду молчать и радоваться. Как бы не так!

– Конечно,