Город М - Александра Натарова
Когда-то мне повезло найти одну потеряшку – рабочую игровую консоль с волком, ловившим в корзинку куриные яйца. И чем дальше шло дело, тем быстрее приходилось крутиться несчастному волку, чтобы их поймать. В какой-то момент становилось невыносимо – и ты проигрывал: яйца сыпались с четырех сторон, а волк был один. И корзинка была всего одна. В последние дни я все чаще представлял себя этим самым волком. Все сыпалось разом, а я крутился в тщетной надежде успеть что-то сделать. Череда неправильно принятых решений привела к катастрофе. Я ненавидел себя. Я не мог не думать, что было нечто, что я мог сказать Путеводу, чтобы он меня послушал. Но нет, поспешил, не подумал. Идиот.
Продираясь сквозь снег, я едва поспевал за машиной, вилявшей в потоке, словно чувствовавшей преследование. Драгоценное время, позволившее бы мне идти вровень, было просижено на мосту. Реакция Путевода настолько выбила меня из колеи, что я даже не сразу сообразил, что делать. А теперь ругал себя последними словами и рвался сквозь ветер, немилосердно бросавший меня из стороны в сторону.
Несколько раз я влетал в стены Домов, врезался в вывески и дорожные знаки и терял машину из виду. Каждый раз у меня падало сердце. Но каждый раз мне удавалось заметить ее, уверенно следующую куда-то в центр. Наконец, когда от мороза и борьбы со стихией всего меня свело так, что я напоминал камень, упрямо пытающийся удержаться в воздухе, машина свернула во двор и остановилась.
Я слетел следом и опустился за другими припаркованными машинами. Черный седан остановился возле Дома. И стоило мне попытаться его рассмотреть, как в голову ударило так, словно огрели куском дерева. Мертвый Дом. Ну конечно, куда ж еще могли везти малого! Дверца автомобиля открылась – оттуда вышла девушка. Только теперь я вспомнил, где ее видел. Конечно, именно она жила с Женей! Она вошла в Дом, но Путевод из салона так и не показался. Прячась за багажниками других машин, я подобрался ближе, чувствуя, как усиливается головная боль. И «перекинувшись» осторожно распрямился, чтобы разглядеть машину изнутри. Салон был пуст. Только водитель сидел неподвижно на своем месте и смотрел строго перед собой. Ну малой! Ну дает! Выпрыгнул, иначе и быть не могло! Надо скорее возвращаться и уж на этот раз сделать все, чтобы он пошел за мной. Я сделал было несколько шагов прочь, прикидывая, как проще будет сейчас передать информацию другим Хранителям, но что-то заставило меня остановиться. Девчонка. «Невидящая», явно втянутая в эту историю обманом. Я вспомнил слова Майи, сказанные еще в квартире девушек. «Любовь. Она его любит». Какое паскудство. На что способен любящий ради любимого? И эта наивная душа сейчас наверняка с той же непосредственностью пожалуется, что Путевод от нее сбежал. Каковы ее шансы выжить после такого заявления? А ведь она лечила Бориса, готовилась стать ветеринаром…
Я нашарил в кармане сигареты. Кажется, появился очередной шанс на искупление. Мог ли я опять послать его к черту? «Трус» – так сказал мне Путевод в трамвае. Я даже обиделся на него, чего уж греха таить. Но ведь он был прав. Я не смог помочь одному «видящему», решившему спасти меня от Теней. Если бы я стал бороться вместе с ним, если бы мы оба отбивались от Теней… может, и не было бы никакого Собирателя? Хорошо ли это? Нет, это не оправдание. Но ведь сейчас мне нужно было найти Путевода, а это поважнее, чем спасти чужую жизнь? Черт, и так никуда не годилось.
– Эй, сырник! Ты что, совсем дурной? Вали отсюда, если жизнь дорога! – За моей спиной стоял парень в приталенном сером пальто. Сапоги блестели, на поясе висел карабин от шлейки. Домашний, из хундов. Его хозяин прогулочным шагом шел в его сторону, на руке был намотан поводок. Город буквально пихал меня в сторону правильного решения. Нельзя излечиться от страха, не глядя ему в глаза.
– Родной, ты-то мне и нужен! – Я метнулся к хунду. – Передай своим, что я Путевода видел! Он выпрыгнул из машины где-то в районе Большой Дороги, его нужно как можно быстрее отыскать!
– Ты чего такое горо…
Я не дал Домашнему закончить.
– Ну давай, ты ж не дурак! Скажи, что тебя Каравакс попросил! Ну, скажешь?
Хунд нахмурился. Смерил меня надменным взглядом. Но, кажется, все-таки понял.
– Мы сейчас на площадку… там много наших. Передам через них.
Я схватил его за руку, спрятанную в черную кожаную перчатку, и крепко сжал.
– Спасибо! И сюда хундов пришли… Кажется, сейчас жара будет!
Я «перекинулся» и взмыл к окнам Дома. В голове как будто забил колокол: «Твой выход!»
– Э! Погоди! Зачем один лезешь, тебя ж убьют!
– Там девушка! Нет времени!
Сквозь пыльные окна я увидел пару. Сначала подумал, что они обнимаются, но очень быстро понял – мужчина не обнимает ее. Он ее ест – к приоткрытому рту от девушки тянулся луч света. Сама девушка – прежде обладательница пышных форм – теперь напоминала высохшую мумию с закатившимися глазами.
– Твою ж мать! – Я «перекинулся» на лету и проломил собой окно.
Память вместе со стеклом разбило на осколки – вот я в Доме, вспышка мысли: «не поранило!» Вот мои руки обхватили талию девушки, а вот мы уже лежим на снегу. Сначала – боль, потом вдруг – радость. Я сделал. Я смог! Я вырвал ее из лап самой смерти! Скривившееся от гнева лицо Теневого, смотрящего на нас из окна, вдруг показалось мне ужасно забавным. «Все-таки ты не всесильный, да? Вот тебе, сволочь! Что, выкусил?»
Лицо Теневого вдруг исчезло – над нами нависли люди. Кто-то начал спешно тыкать в телефон. Я перевел взгляд на девушку – та чуть дышала, но все-таки была жива. Я поспешил отползти подальше. Облокотился на одну из машин. В горле что-то подскочило – я сплюнул на снег. Оказалось, кровь. Но в голове у меня играл победный марш, ничто не могло это омрачить. Было так хорошо, что я даже выкинул пачку сигарет. Может, это повод бросить? Почему бы и нет?
Люди вызывали лекарей. Ну и хорошо, значит, за девушку уже можно не волноваться. Я попробовал подняться, когда через сугроб перемахнуло что-то черное и метнулось ко мне. Лето. Его черную морду было трудно с кем-то перепутать. Он ткнулся мне в ногу, и я тут же осел обратно.
– Глядите-ка, кто вернулся! Что, надоел вкус вольной жизни? К хозяину потянуло? – я потрепал Лето между острых ушей, тот приоткрыл розовую пасть. –