Крысиха - Гюнтер Грасс
Высадка шведского короля Густава Адольфа, также называемого Львом Севера, датированная 26 июня 1630 года, тоже должна послужить для подготовки появления крысолюдей. Поскольку наш господин Мацерат постоянно, словно стремясь компенсировать свою низкорослость в ранние годы и горбатость в более поздние, создает масштабные панорамы и предпочитает точечным историям пространные повествования, он прокомментировал высадку шведов на Узедоме – кто пересчитает корабли, кто пересчитает паруса? – каскадами фраз из романа великого мастера Дёблина «Валленштейн»; таким образом, видеофильм, размахивая обеими руками, с одной стороны, выхватывает из прошлого обрывки истории, а с другой – крадет у будущего смелый замысел.
Разумеется, на кораблях Густава Адольфа переправляются крысы. Пока еще черная домашняя крыса, а не серая бродячая, определяет судьбу Европы. И разумеется, крысы высаживаются на берег вместе с сыновьями шведских и финских крестьян, чтобы в дальнейшем под Нёрдлингеном и Лютценом, а также под Витштоком, везде, где продолжается война, войти в историю.
Тот факт, что в 1904 году Балтийский флот русского адмирала Рожественского стоит на якоре в порту и на рейде Либавы, чтобы показать, как спешно крысы покидают эту сомнительную эскадру, может показаться некоторым зрителям готовящегося к выпуску видеофильма лишним, однако продюсер кассеты решил ничего не упускать. Таков уж он есть. Всегда ему нужно и то, и это. Он даже заставляет русских матросов грустно петь на своих свободных от крыс судах. Но теперь, хорошо подготовленные примерно и точно датируемой историей, модифицированные наконец выходят на берег. Или все еще нет? Должны ли после заглавных титров снова последовать заглавные титры? Недостает ли последнего исторического фона?
Наш господин Мацерат не хотел сокращать тот отрезок времени, в течение которого обозначился его экзистенциальный надлом. Итак, мы видим горящий город Данциг, поток беженцев и бегство по воде. Перегруженные корабли должны спасти гражданских лиц, партийных чиновников, раненых или еще здоровых солдат от наступающей советской власти и доставить их в западно-балтийские порты. Мы видим «Вильгельм Густлофф» 30 января 1945 года в двенадцати морских милях от Штольпмюнде с более чем пятью тысячами человек, «Штойбен» 10 февраля с более чем тремя тысячами пятьюстами тонущими. «Кап Аркона» совершает три рейса, после которых двадцать семь тысяч беженцев считают себя спасенными, а затем переворачивается, горя у побережья Шлезвиг-Гольштейна, с пятью с половиной тысячами заключенных из концлагеря Нойенгамме на борту. По ошибке атаковали британские бомбардировщики. Это произошло третьего мая, за пять дней до окончания промежуточной войны.
Но и этот эпизод не остается незамеченным крысами. Ни одна из них не хочет сопровождать «Вильгельм Густлофф» в его последнем плавании. И едва «Кап Аркона» оказывается загружена узниками концлагеря, мы видим, как тысячи крыс спешно покидают обреченный на гибель, как и было предначертано, корабль.
Он ничего не упускает. Все это, включая людей и крыс на последних десантных баржах и каботажных судах – среди них и грузовой эверс «Дора», – показывает наш господин Мацерат. Предвосхищая события и показывая отплытие исследовательского судна «Новая Ильзебилль», он демонстрирует короткий промежуток времени перед Большим взрывом, следуя своей видеодраматургии, которая знает одновременно все.
Наконец мы видим пятерых женщин в фильме перед научно-исследовательским институтом генных технологий в Висбю. Мы слышим крики, видим разбивающиеся стекла. Перед нашими глазами, жадно следящими за видео, открываются клетки. Мы радуемся за освобожденных животных. Сначала кажется, что выпускают только обычных животных, но кто присмотрится, заметит, что, кроме них, получает свободу добрая дюжина, на которой было проведено немало испытаний: человек и крыса, крыса и человек, генетически связанные друг с другом, совершенные уотсонкрики, которые тут же находят дорогу в порт.
Это подробно показывает наш господин Мацерат в своем фильме, который, кстати, подчеркнуто сдержанно называется «До и после»: как крысолюди, каждый ростом около метра, достигают портовых сооружений; как они находят тщательно охраняемую таможенную лодку, как прогулочный пароход кажется им неподходящим и как им, наконец, приглянулась «Ильзебилль»; как они грабят склады с провиантом, груженые поднимаются на борт, где для них спущен трап; как восемнадцать или девятнадцать пролезают через люк и находят убежище между деревянным и железным полом бывшего грузового эверса.
Крысолюди в фильме выглядят так, будто я их видел во сне. И когда пять женщин тут же занимают места на корабле, я вижу, что и наш господин Мацерат счел капитаншу прекрасной. Она похожа на мою Дамроку, и другие женщины в фильме тоже мне не чужие. Мы видим, как корабль отчаливает и выходит в море.
С этого момента видеоистория развивается стремительно. То, что сделал Густав Адольф, хочет повторить «Новая Ильзебилль»: она берет курс на Узедом. То, что упустил Густав Адольф, является для женщин обещанием и целью путешествия: они бросают якорь над Винетой и позволяют береговой охране провести досмотр, при этом полицейские ГДР ничего не находят. Красивая сцена, в которой женщины наряжаются, украшают себя драгоценностями, прогуливаются по палубе и играют свои любимые роли, исключительно королев.
Конечно, наш господин Мацерат мог бы здесь снова разразиться историческими вставками, возможно, даже должен был. Но как он просто опускает эпизод с говорящим палтусом, который в разговоре с Дамрокой предсказывает близкий конец, затем опускает многохоральное пение медуз и не позволяет ничего, как он говорит, «иррационального», так же он умалчивает и об истории затонувшего города и обещанного царства женщин, чтобы без окольных путей прийти к заключительной точке человеческой истории.
Возможно, Оскар должен был воспринимать говорящего палтуса и его видения как отвлечение от своего существования. Возможно, пение ушастых медуз слишком болезненно напоминало ему о разбивающем стекло крике его детских лет. Вероятно, ему, хотя и низкорослому, но подчеркнуто мужественному господину, было подозрительно стремление женщин к господству. Во всяком случае, он исключил, опустил, утаил и отрицал. Он запретил в своем видеофильме чрезмерность эффектов и позволил Большому взрыву произойти как гром среди ясного неба.
Как судьба, это происходит неизбежно. Никто этого не хотел, никто этого не предотвратил. Вопросов о вине не возникает. Также отсутствуют намеки на деятельность крыс в крупных вычислительных центрах. Все происходит само собой. Мы видим молнии и страшный свет, словно это последняя постановка. Мы видим над Пенемюнде, Штральзундом и дальше знакомые по другим фильмам грибы, все больше разрастающиеся. Мы могли бы предположить, что все это всего лишь природное явление, если бы не голос нашего господина Мацерата, звучащий поверх этого финального события как труба архангела.
Мы слышим, как он взывает: «Так свершается то, что давно началось. Так исполняется то, что люди обещали друг другу. Ради этого события воспитывался человеческий род. Так заканчивается то, что никогда не должно было начинаться. О разум! О бессмертие! Хотя ничего не было завершено, теперь все свершилось».
Логично, что женщины на борту корабля испаряются, так и не найдя свою Винету. Неужели пред-видение нашего господина Мацерата не могло предусмотреть более мягкое и все же возможное стечение обстоятельств, что-то утешительное? Его драматургия скорее выиграла бы, если бы он незадолго до конца позволил палтусу проплыть над Винетой, открыть свой кривой рот и призвать всех пятерых женщин, во главе с моей Дамрокой, с корабля в глубину. Это могло бы, пусть и под водой и вне всех постчеловеческих событий, положить начало новой истории с основанием Феминал-Сити и смягчить конец. Но нет! Логично и строго последовательно: их красота должна была исчезнуть бесследно. Не я, это Оскар так захотел. С тех пор мне мучительно не хватает женщин.
Итак, обломки судна бесцельно дрейфуют на восток. Но в носовой части шевелится некая модифицируемая жизнь. Лишь на несколько секунд видеофильм показывает фигуры на черном корпусе корабля. Они тоже понесли потери. Шесть, нет, семь экземпляров нового вида издохли, и теперь их выбрасывают за борт. Двенадцать остались. Угадываются человеческие конечности, крысиные головы.
