Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

Неловкое молчание.

— У меня тоже намедни комбинезон стянули, — сказал Самосадов.

— А у меня на той недели комплект сверл украли.

— Да-а, — огорченно протянул Ковалев. — Такого у нас еще не было.

Все понятно — на участке объявился вор. Отвратительно, когда кто-то из своих начинает воровать. Каждому кажется, что могут подумать на него.

Ковалев стоит нахмуренный, брови сомкнул.

— Во второй смене говорите?

— Ну да. Вчера уходил домой, оставил здесь.

— Кто у нас работал во второй смене? Гайнуллин, Сушков и Бычков? — спросил Самосадов. — Гайнуллин не в счет. Этот сам скорей отдаст, чем возьмет. Кто-то другой сработал.

— Поспешных выводов делать не будем, — предостерег Ковалев. — Нужно проследить как следует.

Дядя Вася грустно покачал головой.

Я знал, что у него в Мордовии большая семья, которую он собирался перевезти, как только дадут квартиру. Сам он во время войны был мобилизован в трудармию, да так и остался на заводе, и теперь отсылал семье деньги. Пропажа шапки для него — тяжелый случай.

Минут через сорок вернулся Ковалев и сказал:

— В общем так, дядя Вася, цехком сотней рублей поможет. Напишите заявление. Моих двадцать пять возьмите.

— Зачем же…

— Берите.

Дядя Вася растерянно принял деньги. Я достал десять рублей, которые мать оставила мне на мелкие расходы, и тоже отдал. Подошли Самосадов и другие рабочие и тоже выложили, у кого сколько было. Дядя Вася смущенно улыбался, не зная, как и благодарить.

Шапка нашлась через два дня. Дядя Вася случайно увидел ее на голове у одного парня из нашего же цеха, когда мы спешили в столовую обедать.

— Послушай, дорогой! — обратился к парню дядя Вася. — Где ты приобрел эту шапочку?

Парень неохотно остановился.

— Купил, а что?

— В магазине купил или где еще?

— С рук взял.

— А у кого, не скажешь?

— В цехе работает, только не знаю, на каком участке.

Дядя Вася оживился. Я тоже с любопытством смотрел на парня.

— А какой он из себя-то?

Парень задумался, посмотрел поверх нас, припоминая, и сказал:

— Остроносый такой, веснушчатый.

Сомнений не было — Гришка.

И вот он явился на смену. На него устремлены несколько пар глаз. Насмешливые, злобные, только не равнодушные. И во всех можно было прочесть одно — презрение. Гришка сразу ощутил на себе колючие взгляды, съежился и торопливо прошмыгнул к своему верстаку.

— Здорово, керя!

Перед ним остановился Костя, широко расставив ноги и сжимая в карманах кулаки. Гришка трусливо завертел глазами. Кругом рабочие, хмурые, разгадавшие его подленькую тайну.

— Шарим, значит? — продолжал Костя. — У своего же товарища, у работяги, тащим? Так, что ля?

— Чего шарим? Ничего не шарим…

— Ах ты, гад! — Костя схватил Гришку за грудки и подтащил к парню, у которого обнаружили шапку. — Кто ему шапку продал?!

Глаза у Гришки забегали еще быстрей, на носу поверх веснушек выступили капельки пота.

— Отвечай, шкура!

— Ну, я…

— А где взял? Вот в этой тумбочке! — Костя посмотрел на стоявших вокруг рабочих. — Комбинезон у Самосадова увел?

— Какой комбинезон?

— Какой, Самосадов?

— Да старенький, не жалко.

— Не в этом дело, — вмешался Ковалев, до этого молча наблюдавший за, тем, что происходит. — Коль появился прыщик — может быть и нарыв.

— Вот именно, — вставил Гайнуллин. — Начал с комбинезона, а закончит…

— Тюрьмой! — перебил его другой рабочий.

— Что будем делать с ним, а, братцы? — спросил Костя, все еще не выпуская Гришку из рук.

— Отдубасить как следует! — предложил парень, который купил у Гришки шапку.

Гришка трусливо покосился на Костю, боясь, что он первым начнет его бить.

— В милицию надо отправить, — посоветовал Гайнуллин.

— Нет, в милицию не годится.

— А чего с ним нянчиться! Выгнать с завода к ядреной Фене!

— Я вот что предлагаю, — сказал Ковалев. — Бить его, конечно, не надо, в милицию отправлять тоже не следует. Будем просить цеховое начальство, чтоб перевели его на два месяца в АХО стружку возить по тарифу третьего разряда.

— Это правильней будет, — одобрил дядя Вася. — Нехай его повозит стружку, наука будет.

Так и порешили.

Назавтра Гришку перевели в административно-хозяйственный отдел. Я видел его за цехом, где стружку валят. Он катил большую тачку. Заметил меня — осклабился. Удивительно, как он может после того, что случилось, спокойно глядеть товарищам в глаза?!

Март

Миновал косматый январь, прошуршал поземкой напоследок. Отшумел вьюгами и метелями февраль, и вот уже робко, неуверенно, дохнув первым весенним теплом, ступил март. Гребенками сосулек повис на краях крыш и на ветках деревьев, заворковал первыми несмелыми ручейками. И хотя временами бушевали метели, а по утрам трещали морозы — он с каждым днем уверенней и уверенней входил в свои права.

Однажды, проходя мимо 27-ой школы, я подумал о Лене. Не встречал ее давно. В груди еще копошилась обида: почему она от меня отвернулась? Может быть, я обидел ее чем-нибудь? Но вины за собой не чувствовал. Наоборот, относился к Лене по-дружески, тепло и нежно. И ведь она сначала отвечала тем же…

Почему-то очень захотелось увидеть Лену, хотя бы издали. Теплилась какая-то смутная надежда: вот-вот Лена появится, выйдет мне навстречу, такая веселая и близкая.

А кругом было так хорошо! Перезванивались трамваи, перекликались гудками автомашины. Воробьи, пригревшись на солнышке, радостно чирикали, перелетали с места на место. Все ожило под теплым дыханием весны.

Я прошел несколько раз мимо школы. Она приветливо поблескивала умытыми окнами. Где-то там, за ними, в чистых и светлых классах сидели ученики. Они писали диктанты, решали задачи, переводили с иностранного…

Впервые за последние месяцы я загрустил о своей школе, о своем классе, о своих учителях. Потянуло к школьным товарищам. И чем сильнее было это желание, тем яснее становилось, что путь туда закрыт. Я никогда больше не смогу носиться по просторным школьным коридорам, не буду отвечать на уроках. Даже получить двойку, казалось мне, было бы в радость.

Зазвенел звонок. Из школы выбежали две маленькие девчушки в белых фартучках. Припрыгивая то на одной, то на другой ноге, они пробежались по чистой площадке перед подъездом и снова скрылись в дверях, довольные, смеющиеся. Они радовались весне, солнышку. Столько беззаботности было в них, что я позавидовал!

Вечером меня потянуло в кино. Не хотелось заходить в здание, и я стоял возле кинотеатра, дышал свежим весенним воздухом. У входа роилась толпа, жаждущая билетов — в кассе их не осталось.

Вдруг заметил Лену. Она шла прямо на меня и улыбалась. Я невольно сделал шаг навстречу, но… из-за моей спины вынырнул Семка. Она с улыбкой кивнула ему, взяла под руку, и они, даже не