За горами, за лесами - Леонид Семёнович Комаров

Митяй нашел щепку, достал из кармана перочинный ножичек и выстругал из щепки колышек в палец длиной и в полпальца толщиной.

Колышек они стали забивать в то же место, где мы втыкали швай. Место было очень невыгодное: земля мягкая и, кроме того, с ямкой.

Я говорю им:

— Вбивайте в бугорок.

А Митяй ни в какую:

— Ишь ты, какой ушлый! Куда швай — туда и колышек. — И стал забивать первым.

Ему полагалось бить по колышку шесть раз, а Витьке — пять; по одному разу за каждую выигранную сотню очков.

Митяй — я ему этого никогда не прощу! — бил изо всей силы. Он явно наслаждался. Я молил о том, чтобы колышек сломался, тогда они не смогли бы забить его глубоко в землю.

После шести ударов колышек торчал над землей всего с ноготь. Теперь настал Витькин черед забивать. «Неужели, — подумал я, — Витька совсем вколотит его в землю? Если так, то он самый распоследний предатель!»

Витька медлил. Я еще надеялся, что он откажется от своих пяти ударов. И он бы, может, отказался, но Митяй — и этого я ему тоже никогда не прощу — настаивал:

— Бей!

И Витька стал бить.

Бил он не сильно. Один раз Витька промазал. Может, случайно, а может, нарочно.

Но тут уж заговорило мое самолюбие.

— Бей! — говорю. — Не стесняйся.

И Витька больше не мазал. И хотя бил он не сильно, колышек все же вошел еще глубже в землю и теперь торчал совсем маленький кусочек.

— Теперь тащи! — сказал Митяй, гоготнув.

Я хотел немного разгрести землю вокруг колышка, но Митяй запротестовал:

— Руками нельзя! Зубами тащи.

Я попытался ухватиться зубами за колышек, но подбородок и нос упирались в края ямки и никак не давали зацепиться. Тогда я стал раздувать землю. Дул изо всей силы, но земля была жирная. Я снова попытался ухватить зубами верхушку этого проклятого колышка, исцарапал подбородок и нос, готов был разреветься от злости и досады. А Митяй еще подзуживал:

— Тащи, тащи!

В конце концов я все же вытащил колышек.

— Может, еще сыграем? —Митяй ехидно ухмыльнулся.

— Сыграем!

Мне ужасно хотелось отыграться и заставить Митяя также тащить деревяшку. Эх, если б только мне удалось выиграть! Тогда бы я отомстил ему за все сразу. Но я снова проиграл. И снова ковырял носом землю, а Митяй злорадно смеялся. Как я его ненавидел!

Времени прошло, наверное, несколько часов. Пришла с работы моя мать. Дверь она не смогла открыть, и, поняв, что заперто изнутри, долго стучала. Она думала, что я уснул. Был однажды такой случай. Но, заглянув в окно, она пошла искать меня за бараками.

— На кого ты похож? Что ты делал? У тебя же все лицо в грязи и крови! — ужаснулась мать.

Я пытался объяснить, что мы играли в «швай». Но она никак не могла понять, что это за игра. В конце концов сказала:

— Дурацкая игра! Чтобы это было последний раз.

Я и сам дал себе слово, что в «швай» больше никогда-никогда в жизни играть не стану.

Дал слово, но… не сдержал его.

За два шарикоподшипника для самоката я выменял у одного пацана великолепный швай и кольцо, и часами тренировался где-нибудь за сараями, на огороде, на мягкой земле, на глинистой, с золой и камнями. И еще я наловчился без промаха забивать колышек — тоже в любую землю. Я готовился к решающей встрече с Митяем.

Нет, я не вызывал Митяя на поединок. Он, как обычно, пришел сам и, заложив свои грязные пальцы в рот, высвистал меня на улицу.

Митяй бросил монетку: начинать выпало мне.

Я взял в руки швай и стремительным броском метнул его в кольцо. И сразу выбил «сотню».

Митяй удивленно покосился.

Я метнул швай второй раз — и снова выбил «сотню».

Митяй нервно захихикал.

Вокруг уже собрались пацаны.

В третий раз метнул швай: кольцо, как по спирали, взвилось вверх по напильнику и отлетело прочь!

Митяй продолжал растерянно улыбаться, отвесив нижнюю губу. Он не мог прийти в себя от неожиданности.

— Готовь колышек, — сказал я небрежно.

Митяю ничего не оставалось делать, он достал перочинный ножичек и пошел искать щепку. Он умышленно готовил гнилой колышек. Я не стал спорить.

— Готово? — спросил я. — Начнем забивать.

А бить мне предстояло целых двенадцать раз!

Первые два удара я сделал по колышку слегка, чтобы он поровнее вошел в землю. За следующие три или четыре удара я вогнал колышек вровень с землей.

Еще двумя — послал колышек вглубь, так что теперь и зацепиться-то было не за что. А у меня еще оставалось несколько ударов.

— Теперь тащи! — сказал я.

Митяй встал на колени и тоскливо посмотрел на ямку в земле.

— Как же тащить? — спросил Митяй.

— Зубками, Митя, зубками!

Митяй начал вертеться на коленях вокруг ямки, не зная, как подступиться. Пацаны окружили нас и ждали. Митяю некуда было отступать.

Только я мог ему простить, «скостить» — как мы выражались. Митяй заискивающе поглядывал на меня.

— Ладно! — сказал я. — Скощаю. Но знай, я играл с тобой последний раз.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРАНУ ДЕТСТВА

В сорок седьмом году нам с Витькой исполнилось по четырнадцать, и перешли мы в седьмой класс.

Витька был намного длиннее меня, и за это его называли Фитилем. Поскольку мы почти всегда ходили вместе, нас дразнили — «тощий и тонкий». Кто из нас был «тощим», а кто «тонким» — мы не знали и не очень интересовались.

Витька увлекался марками и монетами, или, как он важно говорил, филателией и нумизматикой. Немало марок ему подарила Яна, когда уезжала в Белоруссию. Собственно, с того и началось Витькино увлечение филателией. Он мечтал собрать самую лучшую в мире коллекцию монет и марок, разбирался в валютах и даже знал, где и когда бывала девальвация. Витька всегда таскал с собой небольшой самодельный альбомчик с «обменным фондом» и при случае устраивал торги. Пацаны с любопытством собирались вокруг него и тыкали в альбом свои носы, а Витька важно объяснял: Перу, Чили, Гватемала.

Я увлекался минералами. Тоже Янкино влияние. Моя коллекция разместилась в пяти картонных коробках из-под ампул. Каждый камешек лежал на вате в отдельной ячейке, на стенке была приклеена табличка с названием на русском и латинском языках. Все было вполне научно и солидно, как полагалось по «Определителю минералов». Правда, у меня не было ни алмазов, ни рубинов: были только разные сорта гранита, мрамор нескольких цветов, слюда,