Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира (ЛП) - Саэнс Бенджамин Алир

— Мы прощаем тебя, — сказала Елена. — Давай отпразднуем. Это вечеринка по случаю каминг-аута!

На лице Хулио появилось ужасное выражение. — Я шучу, — сказала Елена. — Мы не заставим тебя делать какие-либо публичные заявления. — Она повернулась ко мне. — Ты полон сюрпризов. За всё плохое, что я когда-либо говорила о тебе, за всё плохое, что я когда-либо думала о тебе — прости меня, Ари. Я

могу

быть

такой

сволочью

— Вечность — это долго, Елена.

— Я знаю, что значит «вечность», Аристотель Мендоса.

Я смотрел, как они ушли, смеясь и шутя. Я был счастлив.

Я собирался зайти внутрь, чтобы присоединиться к вечеринке, как вдруг увидел, что Данте идёт ко мне. — Ты опять грустишь, мальчик?

— Нет. Я Ари. Я отмечаю тихо. Посмотри на звёзды, Данте. Даже сквозь смог от огней, ты всё ещё можешь их видеть.

Он взял меня за руку. Он повёл меня в угол двора, где мы могли спрятаться за большим кустом. Он поцеловал меня.

— Я никогда не мечтал о том, что лучший выпускник когда-либо поцелует меня.

Данте улыбнулся. — Я никогда не мечтал, что муза Кассандры поцелует меня в ответ.

— Может быть, жизнь состоит из того, о чём мы никогда не мечтали.

Я задавался вопросом, буду ли я всю жизнь прятаться за кустом и целовать мужчин. Я задавался вопросом, научусь ли я когда-нибудь перестать портить себе праздник.

Тридцать восемь

ВЕЧЕРИНКА ВСЁ ЕЩЁ ПРОДОЛЖАЛАСЬ. Но мы решили сбежать. — Пойдём к нам, — сказала Кассандра. Данте запрыгнул в мой грузовик. Кассандра и Джина запрыгнули в машину Джины. Сьюзи запрыгнула в машину Крикета. А мы пригласили Хектора, Елену и Хулио, и они последовали за нами в пустыню, в то место, которое принадлежало мне и Данте, и которое мы теперь разделяли с теми, кого мы называли друзьями.

Кассандра принесла бумбокс, нашла хорошую радиостанцию, и мы слушали музыку и танцевали. Я представил Елену Сьюзи. — Вы понравитесь друг другу. Вы обе умеете писать слово «феминизм» по буквам.

— Да, Ари, но а ты? — Елена умела строить такие серьезные взгляды, что могли тебя заткнуть за

наносекунду

— Видишь, Сьюзи?

Женщина

по

сердцу

И мы рассказали Елене, Хектору и Хулио о Крикете.

Елена была в восторге. — Ты тот самый Крикет? Ты наш герой.

Крикет был скромным человеком. — Я ни для кого не герой.

— У тебя нет права голоса в этом вопросе, — сказала Елена.

И мы начали скандировать: — Мы любим Крикета! Мы любим Крикета! — Думаю, никто никогда по-настоящему не отмечал его жизнь. В

сем

нужно

было

праздновать.

На радио играла медленная любовная песня. Мы с

Данте

бесстрашно

танцевали

в

компании

друзей

И Хулио покачал головой. — Ну, сейчас вот станцуешь. — И он затанцевал с ним. И если кто-то когда-либо носил улыбку на миллион долларов, то это был Хулио.

Мы танцевали. Мы все танцевали в пустыне. Мы танцевали в пустыне, которую я любил. Мы танцевали до восхода солнца. И на рассвете солнце светило на лица людей, которых я любил. Все они, они зажгли мир.

Выпускной. Это означало, что что-то начинается. Двигатели гонки ревели у нас в ушах. На старт, внимание…

Тридцать девять

МЫ С ДАНТЕ ХОДИЛИ КУПАТЬСЯ каждый день после окончания школы. Целую неделю мы были вдвоём. Мы тусовались в Мемориальном парке, напротив его дома. Он учил меня нырять. — Просто посмотри на меня, ты поймёшь. — Мне было всё равно, пойму ли я. Я пытался запомнить каждое его движение, чтобы всегда помнить.

После купания мы лежали на траве в Мемориальном парке. Под тем деревом, которое мы так и называли — «наше дерево». — Помнишь ту летнюю художественную стипендию в Париже?

— Я как раз об этом думал на днях.

— Ну, я получил её. Я получил одну из стипендий. В Парижскую школу изящных искусств.

Я подпрыгнул в воздух, сжимая кулак. — Дааа! — Я обнял его. — О, Данте! Я так чертовски горжусь тобой. Вау! Это потрясающе! Вау, Данте! Это чертовски потрясающе!

Но казалось, Данте был совсем не в восторге. — Я откажусь от неё.

— Что?

— Я откажусь от неё.

— Но ты не можешь.

— Да, могу.

Он поднялся с травы и направился к своему дому. Я пошёл за ним. — Данте?

Я следовал за ним в его комнату.

— Данте, ты получил эту уникальную стипендию для обучения в международной программе Парижской школы изящных искусств, и ты не поедешь? Ты сошёл с ума?

— Конечно, я не поеду. Мы проведём лето вместе, прежде чем я уеду в сентябре.

— А что говорят твои родители?

— Они говорят, что я бросаю уникальную возможность, которая даст мне шанс развить своё искусство и получить преимущество, если я действительно хочу добиться успеха как художник.

— И я согласен с ними.

— А как же мы?

— Мы? Мы всё те же. Мы всё ещё Ари и Данте. Что изменится?

— Ты не будешь скучать по мне?

— Конечно, я буду скучать по тебе. Не будь глупым. Но ты не можешь сказать «нет» этому — не из-за меня. Я не позволю тебе.

— Так тебе всё равно, что мы не проведём вместе наше последнее лето?

— Кто говорит, что мне всё равно? И кто говорит, что это наше последнее лето?

— Тебе лучше, чтобы я был в Париже, чем здесь, с тобой?

— Я бы так не сказал. Не говори так. Я хочу, чтобы ты поехал, потому что я люблю тебя. Это поможет тебе стать тем, кем ты всегда хотел быть — великим художником. И я не стану этому мешать.

— Значит, ты хочешь, чтобы я поехал.

— Да, я хочу, чтобы ты поехал.

Я никогда не видел такого разочарования и боли на его лице. — Я думал, ты хочешь провести лето со мной. Со мной, Ари.

— Я хочу, Данте.

— Хочешь?

— Данте…

Выражение его лица — он был так ранен. Я посмотрел ему в глаза. Он ничего не сказал. Он отвернулся от меня и вошёл в свой дом.

Я спустился по лестнице и вышел за дверь. Я чувствовал себя потерянным — и потом сказал себе: Он успокоится. Он всегда успокаивается.

Сорок

Я ПЫТАЛСЯ ЗВОНИТЬ ДАНТЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ в течение недели. Каждый день я звонил. — Он не хочет с тобой разговаривать, — сказала миссис Ки.

— Я понимаю.

— Ари… — Она начала что-то говорить, потом вздохнула. — Мы с Сэмом скучаем по тебе. Я просто хотела сказать это.

Я кивнул в трубку телефона — но ничего не смог сказать.

Я перестал звонить. Прошла неделя. Потом ещё одна.

Он не звонил.

Сорок один

МОЯ МАМА СТОЯЛА В ДВЕРЯХ моей спальни. — У тебя гость, — сказала она.

Я непонимающе посмотрел на неё.

— Данте. Он сидит на крыльце. Он хочет поговорить с тобой.

Я сел рядом с ним на крыльцо. — Привет, — сказал я.

— Привет, — сказал он.

И затем повисла долгая тишина.

— Я не хотел так сильно срываться, Ари. Я правда не хотел. И мне жаль, что я не отвечал на твои звонки. Мне было очень плохо без тебя. Но я подумал, что это расставание — это хорошо. Мы действительно не будем так же тесно связаны, когда начнём учиться в колледже — и, может быть, хорошо, что мы привыкнем к этому расставанию. Я имею в виду, к началу нового семестра мы привыкнем жить своей жизнью. Не так ли?

Я кивнул.

— Ари, у нас с тобой нет будущего.

Я покачал головой. — Нет, есть, Данте. Просто это не то будущее, которое ты себе представлял.

— Ты имеешь в виду, что мы можем просто быть друзьями? К чёрту это.

И снова между нами повисла долгая тишина. И в тот момент я почувствовал, что мы — два незнакомца. Два незнакомца, которые живут в разных районах, разных городах, разных странах. Я не знаю, как долго мы там сидели — но довольно долго.