Михаил Покрасс - Активная депрессия. Исцеление эгоизмом
Ни кого не дивит, что и сама женщина, воспитанная довольствоваться этим поэтизированным идолопоклонством и воспринимать его с восторгом, должна и видит в этом использовании себя свое предназначение. Сама женщина не замечает себя иначе как - средство для мужчины.
А. С. Пушкин не назойливо, но совершенно открыто показывает нам нас.
И в “Сказке о рыбаке и рыбке” мы жалеем “доброго” старика и досадуем на вздорную” старуху.
И в “Руслане и Людмиле” мы без тени сомнения принимаем покровительствующего Руслану старца - добрым, а Наину - коварной.
И в “Онегине” мы благоговеем перед удобной стареющему генералу (и нам), считающей себя его собственностью, ханжествующей вместе со всем светом, Татьяной.
В конфронтации женщины с мужчиной мы все (а эмансипантки - в особенности!) принимаем сторону мужчин, хотя очевидно, что и во всех этих случаях в отношениях с женщиной злодействуют эти мужчины.
“Старик” из сказки, собирая всеобщее сострадание, паразитирует на женской инициативе безответственной девочки - “старухи” и оставляет доверившуюся ему жену у разбитого корыта. Оказывается мужская “феминизация” началась не вчера!
“Старец” из поэмы, вначале без какого бы то ни было, интереса к ее выбору, ее инициативе; назойливо пристает к “красавице". Так, что у нее остается единственный способ сохранить внимание этого самоутверждающегося за ее счет холодного демонстранта - остаться недоступной: Потерпев неудачу, он уже совершенно злодейски психологически насилует ее. А добившись своего; обнаруживает, что она ему вовсе не нужна. Сбегает.
Онегин, элегантно читает отповедь безразличной ему девице и нравится себе.
Генерал, пользуясь потерянностью девушки, вместе с нами интересуется только ее “добродетелью”, но не ею и, как “карла - Черномор”, приобретает человека в собственность!
А мы говорим: “хороший шкаф”, “хорошая собака”, “хороший человек” и смотрим на все эти “средства” с точки зрения собственных выгод и абсолютно демонического одиночества потребителей друг друга.
Мужчины в произведениях А: С. Пушкина, как и в жизни, в большинстве своем относятся к женщине эгоцентрически. Как к объекту восхваления. Как к няньке, к инструменту наслаждения, объекту сексуальных побед ради самоутверждения. Как к фетишу - вдохновительнице героизма и медитаций, зрительнице, перед которой нужно покрасоваться, ради восхищения которой можно совершать что угодно, в том числе и подвиги насилия, Как к презирающей реальность фантазерке. Наконец, как к “божеству”, жертвующему ради наших ценностей всяким своим интересом. А, в противном случае, как к “шалунье”, глупой или злой кокетке, а то и вероломной нарушительнице всяческих конвенций, обманщице и злодейке.
Женщина, разделяя мужское отношение, утверждает и ждет удовлетворения от достижения тех же, часто безразличных или враждебных ей мужских ценностей. А от мужчины - благодарности за свою жертву и ответной обслуги. Не получая ожидаемого, она ощущает себя обманутой. И обманывает, под чужую ответственность, сама. Круг замыкается.
Хочу специально остановиться на одном удивительном образе поэта, раскрывающем существо и причины трагедии многих российских женщин.
Наина, добивающаяся любви влюбленного в нее состарившегося пастуха, разбойника и “героя” - колдуна, - “томится! своими желаниями, лезет в его “объятья”, .хватается “тощими руками" за его “кафтан”, пугает, становится отталкивающе безобразной, приводит влюбленного в ужас.
Взгляните на образ старухи, как на художественный прием и гиперболу для наглядности, и обнажится очень частая в нашей жизни бытовая ситуация:
“Вчера еще в глаза глядел,А нынче все косится в сторону....”(М. Цветаева)
Пока женщина остается безынициативным и недоступным для мужчины предметом она ощущает себя желанной и сохраняет -уверенность в себе. В такой ситуаций она умеет существовать, в пространстве этой роли ей все знакомо, в нем она обеспечена заботой. Понятна себе она, понятен ей и мужчина. В этом пространстве ее учили жить с детства, приучили, что в таком существовании “равнодушницы” - ее “женская добродетель”.
Как только женщина обнаруживает собственную инициативу (в библии срывает яблоко), то есть перестает быть действующим по внешней для нее программе "биороботом”, она тут же попадает в совершенно неведомую ей область существования.
Она не знает себя желающую. Не знает, чем движим ее партнер. Как и почему он себя поведет так, а не иначе. Не знает и средств взаимодействия с ним.
В пространстве собственной (не мужской) инициативы у нее нет опыта. Более того, приобретение этого опыта для нее затруднено нравственно. Это пространство для нее “не добродетельно”.
Ей можно в пику мужчинам разыгрывать эмансипантку, отстаивать права, но нельзя их осуществить. Органично действовать эгоистически - для себя запрещено несознаваемым внутренним запретом.
Повторю: нет опыта, нет уважения к себе новой , нет уважения и интереса к партнеру, нет поиска адекватных средств. С внутренним ужасом, сломя голову бросаясь во все тяжкие, “решившаяся” проявиться женщина “тычет пальцем в небо”, а попадает чаще всего в глаз партнеру. Вызывает ужас.
В жизни “Наина” безобразна не тем, что стара. Не имеющая опыта в мире инициативы, то есть равенства, не зная, что другой такой же человек, как и она, “Наина” невольно становится “насильником” и себя, и мужчины. Этим и при-водит в ужас.
Мужская мораль с ее игнорированием инобытия женщины, запретив той психологическое, развитие, возвращается мужчине самым безобразным игнорированием и его.
Такая ситуация повторяется в эротических, сексуальных, семейных, любых отношениях, сплошь и рядом принося страдание всем: И, чтобы стать “Наиной”, совсем не обязательно набрасываться физически на мужчину , достаточно безоглядно влезть в любое неосвоенное пространство: “сесть не в свои сани”.
Особенно наглядна эта трагедия в жизненном стиле отрекающейся от себя эмансипантки:
Хоть, может быть, иная дамаТолкует Сея и Бентама,Но вообще их разговорНесносный, хоть невинный вздор,К тому ж они так непорочны,Так величавы, так умны,Так благочестия полны,Так осмотрительны, так точны,Так неприступны для мужчин,Что вид их уж рождает сплин.А. С. Пушкин. Евгений Онегин.Глава первая, XLII.
Я ХОЧУ ХОТЕТЬ ЕЕ ХОТЕТЬ!..
Письмо в газету
Привет!
Я постоянный читатель Вашей газеты с самого первого номера.
Проблема моя хоть и актуальная, но почему-то у Вас еще не поднималась. Хотя нетронутую Вами проблему уже трудно найти.
Не знаю, как посмотреть. У меня, наверное, уже “крыша протекла”.
Раньше я был очень ревнив, но жене доверял почти слепо и верил в ее непогрешимость. Сейчас все это, кажется, потеряло всякий смысл. И так...
Началось все 10 лет назад.
Жена собиралась рожать. Схватки длились уже пару часов. Мы вызвали “скорую”. Приехал врач - молодой парень. В роддоме он проходит в приемное отделение с моей женой, а я остаюсь ждать за дверью в маленькой комнатке, когда отдадут одежду. Испытываю радостное волнение[288] первенец все-таки.
Врач, слышу, сидит, оформляет документы, предварительно распорядившись, чтобы она разделась, и, как я понял, он хотел ее осмотреть.
Я был удивлен, ведь .он только врач “скорой” . Слух обострился. Было к тому же чрезвычайно тихо, прислушался.., она раздевается. Вдруг возникла пауза, видимо осталось последнее из нижнего белья, и она что-то тихо сказала. Тогда врач говорит: “А как же ты рожать будешь?”
Через несколько минут вынесли всю одежду, в том числе и все нижнее белье. Некоторое время слышал тихий голос врача, а потом он повел ее куда-то (наверное, в предродовую).
Может быть я больной, но при мысли, что посторонний мужчина (пусть даже врач “скорой”) наблюдал, как раздевается моя жена, и близко видел ее обнаженной, да еще наверняка осматривал ее, я испытал сильное пьянящее чувство и возбуждение.
Когда мы с женой жили еще. в коммуналке, то как-то ночью далеко за полночь довольно долго и очень увлеченно занимались любовью (а я это люблю делать при ярком свете). Когда мы уже отвалились без сил, через неплотно задернутую штору я заметил на балконе соседа с сигаретой,живущего этажом выше и понял, что он все это время за нами наблюдал... (архитектура дома такая, что это было возможно). Его я не осуждаю, пожалуй, и сам едва ли бы отвернулся от такого “шоу”; Но дело не в том и, судя по ширине проема в шторах (жарко было, лето), “кино” было захватывающим. Увлеклись, знаете ли... Сильно испугавшись за жену и представив, какая это будет для нее травма (тем более, сосед), если она это узнает и все поймет, я отвлек ее внимание какой-то шуткой и отправил на кухню. В душе осталось ревностно-сладкое и сильно пьянящее чувство. И тут я понял, что зрительное присутствие третьего мне стало очень приятно, но без пошлостей и хамства!