Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава
5. Тринадцатого дня к нам на кухню заявились самураи Сёсай Огасавара и Ивами Кавакита. В особняке Хосокавы установлено было строгое правило: вход на женскую половину воспрещался не только мужчинам, но и детям, поэтому повелось, чтобы все посетители приходили на кухню и, сколь бы важными ни были их дела, обращались к госпоже через нас. Правило это возникло оттого, что и князь, и госпожа Сюрин были необыкновенно ревнивы; посторонние же правилу удивлялись, а господин Тахэй Морита, вассал князя Куроды, и вовсе над этим посмеялся: «Что за чудные порядки вы установили!» Впрочем, не зря люди говорят, что нет худа без добра, – нам правило представлялось довольно удобным.
6. Итак, Ивами и Сёсай вызвали девицу по имени Симо и сообщили, что, по слухам, господин Дзибусё собирается издать указ: прислать заложников ото всех княжеских домов, главы которых отбыли на Восток, и пусть пока это всего лишь разговоры, самураи хотели посоветоваться на сей счёт с госпожой Сюрин. Пересказав мне эти новости, Симо добавила: «Надо же, как медлительны самураи! А ведь им надлежит защищать нас во время отсутствия князя. Все эти вести ещё позавчера принесла нам Тёкон… Ах, со свежайшими новостями пожаловали, премного благодарны!» Впрочем, удивляться было нечему: молва доходила до нас гораздо раньше, чем о ней узнавали вассалы, оставленные для охраны. Кроме того, Сёсай – честный, бесхитростный старик, а Ивами – неотёсанный вояка, разбиравшийся лишь в ратном деле, так что иначе быть и не могло. Но поскольку такие истории случались постоянно, то и у нас, ближайших прислужниц, и у всей свиты вошло в привычку вместо присказки «всему свету известно» говорить: «Даже самураям из охраны известно…»
7. Итак, Симо доложила госпоже Сюрин, и ответ её был таков: поскольку между супругом её, князем Хосокавой, и господином Дзибусё давняя вражда, в случае если действительно начнут брать заложников, в первую очередь явятся к нам. «Надежда, что нас беда обойдёт стороной, весьма мала. Следовательно, самураям, охраняющим усадьбу, надлежит самим рассудить, каким образом поступать». Госпожа, спору нет, совершила ошибку: ведь самураи Ивами и Сёсай приходили именно потому, что сами принять решение были не способны: тем не менее Симо возражать госпоже не стала и всё передала, как было сказано, слово в слово. Когда же Симо удалилась на кухню, госпожа вновь принялась повторять перед портретом Госпожи Марии свои «носу-носу», отчего девица по имени Умэ, недавно заступившая на службу, невольно прыснула со смеху, и госпожа её строго отругала, обозвав дерзкой девчонкой.
8. Выслушав ответ госпожи, Ивами и Сёсай оба пришли в смятение, а потом обратились к Симо с такими словами: «Пусть даже от господина Дзибусё и прибудут гонцы с подобными требованиями, нынче в особняке нет никого, кто мог бы стать заложником: оба княжеских сына – господин Ёитиро и господин Ёгоро – отбыли на Восток, а третий, младший сын, господин Тадатоси, уже отдан в заложники в город Эдо. Стало быть, тогда мы ответим, что выполнить требование не представляется возможным. Если же, несмотря на отказ, они станут требовать заложника, необходимо послать гонца в замок Табэ, что в городе Майдзуру, к отцу князя, старому князю Юсаю, и просить у него заступничества. «А до тех пор подождите!» – ответим мы им!» Вышло, что, хотя госпожа приказала им рассудить самим, в словах Ивами и Сёсая рассудительности было не сыскать, ибо не то что опытные воины, а даже рядовые самураи, будь у них хоть крупица здравомыслия, догадались бы первым делом тайно переправить госпожу в замок Табэ, а сами остались бы в усадьбе, как и подобает самураям, охраняющим дом в отсутствие господина и готовым встретить любую опасность лицом к лицу. Вот как следовало поступить. Ответить отказом под тем предлогом, что, мол, некого отдать в заложники, значило бросить вызов и поставить под удар в первую очередь прислужниц и прочую челядь. Так что над жизнями нашими нависла угроза.
9. Симо вновь отправилась к госпоже и передала слова самураев, однако госпожа не ответила ни слова, лишь бормотала свои «носу-носу», и лишь когда вернула себе самообладание, спокойно произнесла: «Что же, да будет так!» Разумеется, коль скоро самураи не предложили вывезти её из особняка, госпоже не пристало самой просить: мол, спрячьте меня, – а потому в душе она, вероятно, была вне себя от гнева из-за недогадливости Ивами и Сёсая. С этого дня госпожа пребывала в отвратительном настроении, изводила нас по всякому поводу и то и дело декламировала нам отрывки из книги, называемой «Сказания Эзопа», приговаривая: эта девица, мол, точно та лягушка, а эта – не иначе, как тот самый волк, и такое наступило для всех мучение, что хоть иди в заложницы добровольно. Мне досталось больше всех: побывала я и улиткой, и вороной, и свиньёй, и черепахой, и собакой, и змеёй… Обидные эти прозвища не забуду я до самой смерти.
10. Четырнадцатого дня в усадьбу снова явилась Тёкон. И опять завела разговор о том, что следует отрядить заложника. На это госпожа возразила, что в отсутствие князя, без его на то разрешения, пойти в заложницы она никак не может. Тёкон в ответ сказала: «Что ж, я слышу слова, достойные мудрой женщины, ибо почитать супруга – главный долг истинной добродетели. Однако теперь речь идёт о делах, которые имеют первостепенное значение для всего княжества Хосокава, а потому не переехать ли вам если не в отдалённый Осакский замок, то хотя бы в соседнюю усадьбу, к господину Укиде? Ведь супруга господина Укиды – свояченица господина Ёитиро, и, стало быть, князь едва ли упрекнёт вас за подобное решение. Послушайте же моего совета!» Так, говорят, убеждала она госпожу Сюрин. Хоть я терпеть не могла противную старуху, признаю, что на сей раз Тёкон была права: если бы госпожа уехала в соседнюю усадьбу, к господину Укиде, мы и лицо сохранили, и очутились бы в безопасности, так что лучшего плана и придумать было нельзя.
11. Госпожа тем не менее
