Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении - Александр Сатомский

С Песнью песней соотнесены и образы стрел, чумы и мора. Здесь стоит обратить внимание на место, где говорится про силу любви: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем» (Песн. 8: 6–7).

Под определение любви подобраны очень яркие эпитеты: «стрелы ее – стрелы огненные» – это перевод по контексту. В оригинале это стрелы решефовы, а Решеф – западносемитский бог войны и болезни. И он действует как раз стрелами. Стрелы Решефа возжигают в человеке болезнь, а в обществах – войну. То есть любовь в тексте сравнивается с болезнью – как всеобъемлющее чувство, полностью охватывающее, изменяющее человека. В псалме привлеченные образы – стрелы, соответственно, чума, мор – того же ряда, что и образ Песни песней. Об этом пишет свт. Афанасий Александрийский: «Стрелою наименовал теперь какую-то нечистую силу»[12]. Псалмопевец учит: от всего этого Бог Израилев благочестивого читателя сохранит, под Его крыльями не надо бояться никаких демонов. Он принципиально больше и выше их. И не только их.

Замечу, что у других христианских толкователей этот фрагмент абсолютно лишен всякого демонологического флера. Блаженный Феодорит называет «страхом ночным» скрытую опасность, «стрелою, летящею днем» – явный умысел, а «бесом полуденным» – чревоугодие и происходящую от него гордость[13]. Дидим Слепец же считает так: «страх ночной есть опасность со стороны удовольствий плотских, которая нападает особенно во тьме; стрела летящая днем есть любостяжание, ибо это его время»[14].

Дальше в псалме – ремарка в одну строку: вступает праведник. До этого говорил автор, а здесь звучит читатель, то есть мы: «О Господь, Ты прибежище мне» (Пс. 90: 9), и после мы опять замолкаем. Автор продолжает:

…Ты Вышнего выбрал оплотом своим,

и горе к тебе не придет,

и беда не войдет в твой дом.

Он ангелам Своим повелит оберегать тебя —

хранить тебя на всех путях твоих,

они на руках понесут тебя,

чтобы ты не споткнулся о камень.

Льва и гадюку ты будешь попирать;

злого льва и дракона растопчешь.

(Пс. 90: 9–13)

Для нас с вами тема драконов звучит точно так же, как тема единорогов: она слабо соотнесена с реальностью. Вариантов перевода списка животных несколько: аспид и василиск, лев и дракон – в синодальном; лев и гадюка, злой лев и дракон – в современном русском переводе РБО; аспид и василиск, лев и змей в переводе Юнгерова и так далее. С точки зрения структуры текста четыре животных, очевидно, должны схлопнуться в два, так как перед нами поэтический прием – параллелизм. Толкователи, однако, предпочитают рассматривать всех четырех. Как мы видим, «дракон» присутствует далеко не во всяком переводе. Так можно перевести «таннин», которое обычно переводится как «морской змей» или же, шире, «водное большое животное», например кит. Это образ противника миропорядка, созданного Богом, скорее всего пришедший из соседней месопотамской культуры, так как в классической ветхозаветной теологии никаких противников у Творца нет и быть не может.

Бог в Библии творит мир Сам. Ему никто не предшествует, Он ни с кем не борется, Ему нет необходимости заниматься мироустройством через победу над альтернативными хаотическими силами. Но в культуре, в которой живет Израиль, очень сильна мысль о, скажем так, богах порядка – богах небесных и богах хаоса, которые, как правило, боги вод. Связь хаоса с водой очевидна: она постоянно движется, неустойчива, ее мрачные холодные глубины неисследимы, и там наверняка кто-то живет. «Кто-то», живущий там, в Ветхим Завете, и называется словом «таннин». Из этого «рода» и Левиафан, великий морской змей, место которого в творении неясно. Потому что в одном псалме мы видим «Ты сокрушаешь голову Левиафана в воде» (Пс. 73: 13), а в другом – «там этот Левиафан, которого Ты сотворил играть в нём» (то есть в море) (Пс. 103: 26).

Перед нами – стык ветхозаветной теологии и представлений среды о мире. О чем говорит автор псалма? Что с Богом ты избежишь не только ужасов сверхъестественных, но и ужасов естественных, природных, вплоть до самих хаотических начал. Он поможет тебе и Сам, и силами Своих соработников: «Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих» (Пс. 90: 11).

Интересно, что все перечисленные напасти – от стрел до василиска – объединяет в своем толковании святитель Афанасий Александрийский, говоря, что человек во Христе побеждает «врагов мысленных, т. е. начала и власти, миродержителей тьмы сей, духов злобы и самого ненавистного сатану. И враги эти в настоящем псалме именуются различно: „страхом нощным, стрелою летящею во дни“, „вещию во тме преходящею“, „срящим и бесом полуденным“, „тысящами и тмами“, „аспидом и василиском“, „львом и змием“. И над всеми этими врагами псалом возвещает человеку Божию победу»[15].

Видимо, через это толкование мысль о том, что 90-й псалом связан с избавлением от нечистых сил с помощью Божией, и вошла в христианскую культуру. К 90-му псалму мы прибегаем в искушении, когда понимаем, что над нами сгустились какие-то «ино-природные» тучи. И, как видно из культурно-исторического контекста, такой смысл в его строках очевидно присутствует.

Явным искажением корректного восприятия как смысла псалма, так и вообще идеи христианской молитвы является практика ношения поясов с текстом 90-го псалма, рассматриваемых в качестве оберега и иногда даже получающих искаженное именование «живые помочи».

То, что никакой текст не «работает», не дает автоматической «помочи» сам по себе, доказывает нам очевидный пример из Писания – искушение Христа в пустыне. Дьявол ведет со Спасителем содержательную богословскую дискуссию, предлагая Ему сделать нечто, мотивируемое текстами Писания. В искушении на крыле Иерусалимского храма он цитирует Господу Иисусу 90-й псалом: «…ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею» (Пс. 90: 11,12). То есть сатана цитирует главный «бесогонный» псалом, ничуть не