Предания Русского Севера - Н. А. Криничная
Цикл преданий об исторических лицах — закономерное развитие общей фольклорной традиции, спроецированной на изображение конкретной исторической личности (в северно-русских преданиях; это чаще всего Петр Первый). Изображение его, как и некоторых: других исторических лиц, осуществляется с помощью мотивов, относящихся к типу М — «Взаимоотношения исторического лица: (вождя, князя, царя) с подданными», но ими далеко не исчерпывается.
В структуре этих мотивов также немалое место принадлежит реалиям — историческим, географическим, этнографическим, благодаря которым историческая личность, как правило, всегда узнаваема, и это касается связанного с ней события. Исторический слой обнаруживается даже в основанных на вымысле преданиях — в таких случаях он находится где-то на периферии сюжета. Например, вопреки фольклорному повествованию, топоним Вытегра отнюдь необязан своим происхождением Петру Первому, зато указание на пребывание царя в названной местности соответствует действительности.
В преданиях рассматриваемого цикла речь идет о Марфе Романовой (ок. 1570—1631) — матери Михаила Федоровича, первого-царя из династии Романовых, которая, сосланная в Карелию Борисом Годуновым, находилась в Толвуе с 1601 по 1606 г. Здесь как изгнанница, разлученная с мужем и сыном, она вызвала сочувствие у местных крестьян, и те были со временем щедро вознаграждены за проявленное к ней участие — см. коммеит. № 330, 332—334.
Однако самой популярной фигурой в северно-русских преданиях является Петр Первый. В них отражены эпизоды похода Петра Первого в 1702 г. 18 апреля, взяв с собой сына-царевича Алексея и пять батальонов гвардии, Петр отправляется на Север. Через вытегорские, каргопольские деревни его путь пролег к Архангельску. Неподалеку отсюда, на Вавчугской верфи, строятся два фрегата «Святой дух» и «Курьер», которым предназначается особая роль предстоящем походе — см. коммент. № 339. 5 августа Петр Первый с четырехтысячным войском отправляется из Архангельска к Соловецким островам. 16 августа он прибывает из Соловков к пристани, специально построенной у Вардегоры, близ Нюхчи. 17 августа Петр Первый с войском, в сопровождении 5 тысяч местных крестьян, выступает в поход по дороге, названной впоследствии «осударевой». Через леса и болота, достраивая и выравнивая дорогу, прокладка которой была поручена указом от 8 июня 1702 г. сержанту Преображенского полка М. И. Щепотеву, они тащат два фрегата, заложенных на Вавчугской верфи. Этот 160-верстный путь от Нюхчи до Повенца, минуя Пулозеро, Вожмосалму, Выг-реку, Телекину, Масельгу, был преодолен за 10 дней. У Повенца Петр спускает фрегаты в Онего и по р. Свирь проходит в Ладожское озеро, к истоку р. Невы, к шведской крепости Нотебург (ранее русский город Орешек). 12 октября 1702 г. крепость была взята внезапно появившимися здесь русским войском и флотом — см. коммент. № 364.
В дальнейшем в традиции интересующего нас региона формируется предания, связанные с деятельностью Петра Первого на Сешере. Объектом их изображения служат основание Петрозаводска, (выраставшего из слободы при Петровских заводах (1703), — см. коммент. № 1, и Лодейного Поля, начало которому было положено строительством Олонецкой верфи (1702—1703), открытие первого русского курорта «Марциальные воды» (1719), строительство первого обходного приладожского канала — между Невой и Волховом (1719—1731), разыскания Петра относительно возможностей соединения рек Ковжи и Вытегры (1711), впоследствии вошедших в состав Мариинской системы, а также Белого моря с Онежскими водами, неоднократные приезды царя в Карелию, на Петровские заводы и на Марциальные воды.
Другие исторические личности представлены в северно-русских преданиях по сути дела эпизодически (о них сказано в соответствующих комментариях к этому циклу).
И все же, несмотря на множество реалий, призванных приблизиться к изображению индивидуальных признаков, к психологической характеристике личности, она как таковая в преданиях (впрочем, как и во всем фольклоре) отсутствует. Изображения личности, понимаемой в буквальном смысле этого слова, мы не находим в преданиях потому, что ее долгое время не было и в самой действительности. Личности нет ни в древнем, ни в средневековом обществе: здесь каждый человек представлен как часть общности, имеющей коллективную индивидуальность. И средства изображения вырабатывались в традиции применительно к освещению именно общности, а не индивидуальности. Когда же, наконец, появляется личность, самоопределение которой происходит только в условиях капитализма, то для ее изображения используются традиционные средства, которые изначально вырабатывались применительно к обобщенно-мифологическому либо к обобщенно-эпическому персонажу. Самоопределение личности оказалось почти не замеченным оперирующей более обобщенными категориями живой фольклорной традицией, хотя оно и стимулировало приток реалий в традиционную структуру образа. Попытки же более реального изображения личности в фольклоре влекут за собой его разрушение, и это отчасти уже произошло.
Основной арсенал средств, который используется для изображения личности, сконцентрирован в фольклорной традиции. Здесь сформировался основной набор стереотипов, которые со временем реализовались во множестве эквивалентных и достаточно отдалившихся друг от друга образов и функций. В своих истоках он связан с мифическим предком-родоначальником. Отсюда идет традиция изображения патриархальных отношений между вождем, князем,, царем и подданными, не лишенная идеализации, уходящей корнями в социальные отношения и мифологические представления доклассового общества. В образе исторического лица — основателя селения либо персонажа, дающего ему название, вырисовываются контуры архетипа, из которого постепенно развились различные по своему социальному (подчас и этническому) происхождению персонажи, В образе же исторического лица, изготовляющего те или иные предметы материальной культуры, время от времени проступают сквозь толщу традиции его нижние слои, в которых некогда сформировался образ культурного героя, распавшийся по мере проникновения в его структуру реалий на множество персонажей, занимающихся различными видами хозяйственной деятельности. Есть в образе исторического лица и черты, роднящие его с демиургом: они (как правило завуалированные) проявляются в деяниях, результат которых — изменение рельефа местности.
Исторический персонаж нередко наследует от своих архаических предшественников и магическую функцию, которая чаще образует синкретическое единство с хозяйственной либо военной, сохраняясь в поздней традиции лишь в рудиментарных формах.
Итак, абстрагируясь от реалий, можно констатировать, что в образе исторического лица есть признаки предка-родоначальника, основателя селения, культурного героя, мага, силача, военного вождя, царя, а то и просто крестьянина, ремесленника. Однако при этом нельзя не учитывать, что эти же элементы, взятые в другом наборе и пропорции, составляют изображения персонажей, развившихся в других циклах. И это не удивительно, поскольку многоликость персонажей и связанных с ними функций — результат многократно происходивших дифференциаций, отпочкований, разветвлений и трансформаций некогда единого синкретического по своему составу образа
