Кукла на цепочке - Алистер Маклин
– Сбросили?
– Сама. При свидетелях. На вечеринке все были под кайфом. Девчонка знай твердила о полете в Англию, у нее была навязчивая идея встретиться с королевой. Внезапно забралась на перила балкона, заявила, что летит к королеве, – ну и, в общем, слетала. К счастью, в это время внизу никого не было. Хотите взглянуть на других?
– Хочу промочить горло в ближайшем пабе, если не возражаете.
– Не возражаю. – Он улыбнулся, но на лице не было даже тени веселья. – «Каминная ван Гельдера». Это недалеко. У меня есть причина.
– Причина?
– Увидите.
Мы попрощались и поблагодарили развеселого начальника морга, которого, похоже, так и подмывало сказать: «Возвращайтесь поскорее!»
Небо с раннего утра было пасмурным, а теперь еще и посыпались крупные капли. Восточный горизонт окрасился в синевато-багровые тона, навевая смутную тревогу. Нечасто бывает, чтобы погода так точно отражала мое настроение.
«Каминная ван Гельдера» могла бы послужить примером для большинства известных мне английских пабов – оазис живости и бодрости в царстве проливного дождя. Здесь, в тепле и домашнем уюте, о дожде напоминали только хлещущие по окнам струи. Мебель – массивная голландская; мягкие кресла. Впрочем, у меня особая любовь к креслам с пышной набивкой: в них ты не так бросаешься в глаза, как если сидишь на жестком стуле. На полу красновато-коричневый ковер, стены выкрашены в разные теплые пастельные оттенки. Камин – каким и должен быть камин.
Ван Гельдер, как я с одобрением заметил, задумчиво изучал разнообразное содержимое застекленного винного шкафа.
– Итак, – заговорил я, – вы возили меня в чертов морг с определенной целью. И что же это за цель?
– Не цель, а цели. Первая: убедить вас, что тут у нас проблема ничуть не менее остра, чем в вашей стране. В морге еще с полдесятка наркоманов, и неизвестно, сколько из них умерло естественной смертью. Ситуация не всегда так плоха, эти смерти приходят волнами, но все равно нельзя мириться с гибелью людей, причем в большинстве своем молодых. А сколько на каждого мертвого наркомана приходится еще живых, обреченных, на улицах?
– Хотите сказать, что у вас даже больше, чем у меня, оснований находить преступников и избавлять от них мир? И что мы атакуем общего врага, центральный источник наркотиков?
– Одна страна – один король.
– А вторая цель?
– Доказать, что предостережение полковника де Граафа следует воспринимать серьезно. Эти люди абсолютно безжалостны. Если чересчур настойчиво их провоцировать, если подойти к ним слишком близко… Вы заметили, что в морге есть свободные столы?
– Как насчет выпить? – спросил я.
Снаружи, в коридоре, зазвонил телефон. Ван Гельдер пробормотал извинение и пошел отвечать. Едва за ним закрылась дверь, отворилась вторая и в комнату вбежала девушка лет двадцати с небольшим, высокая и стройная, одетая в цветастый, расшитый драконами домашний халат почти по щиколотку. Она была очень красива, с локонами цвета льна, овальным личиком и огромными фиалковыми глазами; взгляд этих глаз казался одновременно смешливым и пытливым. В целом же она выглядела настолько сногсшибательно, что я не сразу вспомнил о приличиях и выбрался из кресла; это было непросто, учитывая его пещерную глубину.
– Привет, – сказал я. – Пол Шерман.
Не слишком оригинально, но ничего получше мне не пришло в голову.
Будто смутившись, девушка пососала кончик большого пальца, а затем обнажила в улыбке идеальные зубы.
– Я Труди. Английский не очень хорошо говорю.
Зато никто из тех, кто на моей памяти плохо говорил по-английски, не делал это таким чарующим голосом.
Мою протянутую руку Труди словно не заметила; она прижала ладонь ко рту и застенчиво хихикнула. Я не привык к тому, что надо мной смеются застенчивые девицы, а потому не без облегчения услышал звук опущенной на аппарат трубки и голос ван Гельдера с порога:
– Рутинный отчет о ситуации в аэропорту. Ничего заслуживающего внимания…
Увидев девушку, он умолк, с улыбкой подошел к ней и обнял за плечи.
– Вижу, вы успели познакомиться…
Ван Гельдер прервал фразу, потому что Труди повернулась к нему и зашептала на ухо, косясь на меня. Он кивнул, и девушка быстро вышла из комнаты. Должно быть, на моем лице отразилось недоумение, потому что инспектор снова улыбнулся. Но эта улыбка не показалась мне счастливой.
– Майор, она скоро вернется. Стесняется незнакомцев. Но только поначалу.
Как и обещал ван Гельдер, Труди вернулась почти сразу. Она держала в руках куклу, сработанную так отменно, что на первый взгляд ее можно было принять за настоящего ребенка. Почти трех футов в длину, в белой шапочке, прикрывавшей льняные кудри того же оттенка, что и у Труди, и одета в полосатое шелковое платье длиной по лодыжку, с изящнейшей вышивкой на лифе. Труди и прижимала к груди куклу, как живое дитя. Ван Гельдер снова положил руку девушке на плечи:
– Это моя дочь Труди. Труди, это мой друг, майор Шерман, из Англии.
На этот раз она без колебаний шагнула вперед, протянула руку, легонько качнулась, будто хотела присесть в реверансе, и улыбнулась.
– Какие у вас дела, майор Шерман?
Не уступая ей в вежливости, я ответил улыбкой и легким поклоном.
– Мисс ван Гельдер, рад с вами познакомиться.
– Тоже рад с вами познакомиться. – Она повернулась и вопросительно посмотрела на ван Гельдера.
– В английском Труди не сильна, – извиняющимся тоном сказал ван Гельдер. – Присаживайтесь, майор, присаживайтесь.
Он взял из шкафа бутылку виски и стаканы, налил мне и себе и со вздохом опустился в кресло. Затем поднял глаза на дочь, которая смотрела на меня так пристально, что я почувствовал себя крайне неловко.
– Дорогая, может, и ты посидишь?
Она лучезарно улыбнулась ван Гельдеру, кивнула и протянула ему свою игрушку. Он принял огромную куклу с такой готовностью, словно привык к подобным жестам.
– Да, папа. – И без предупреждения, но при этом так беззаботно, словно это был самый естественный поступок на свете, села ко мне на колени, обняла за шею и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, хотя это мне стоило огромных усилий.
Труди торжественно посмотрела на меня и сказала:
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, Труди.
Я сжал плечико девушки, давая понять, как сильно ее люблю. Она положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Я некоторое время смотрел на белокурую макушку, а затем с осторожным любопытством взглянул на ван Гельдера. Он улыбнулся, и эта улыбка была полна грусти.
– Надеюсь, майор, вы не обидитесь, если я скажу, что Труди любит всех?
– В определенном возрасте все девушки влюбчивы.
– У вас крайне неординарное восприятие.
Я не считал, что для сентенций вроде только что мною озвученной требуется какое-то исключительное восприятие, поэтому не ответил. Лишь обратил лицо к девушке и очень мягко произнес:
– Труди?
Она промолчала и с загадочной умиротворенной улыбкой, от которой я почувствовал себя отпетым мошенником, закрыла глаза еще плотнее и прижалась ко мне.
Я предпринял новую попытку:
– Труди, я уверен, что у тебя красивые глаза. Позволишь мне их рассмотреть?
Она чуть подумала и выпрямилась, положив руки мне на плечи, а затем распахнула глаза, как поступил бы ребенок, услышав такую просьбу.
Огромные фиалковые очи и впрямь восхищали красотой. Но я увидел кое-что еще. Подернутые блеском, глаза были пусты, не отражали света. Если сфотографировать ее, этот блеск будет обманчиво живым, но за ним лежит лишь странная муть.
Все так же мягко я снял правую руку девушки со своего плеча и задрал рукав до локтя. Красота ее тела позволяла ожидать, что и предплечье окажется безупречным, но нет: оно было жутко изуродовано бесчисленными следами подкожных инъекций. Труди в ужасе, словно ждала упреков, смотрела на меня, и у нее тряслись губы. В следующий миг она одернула рукав, обняла меня и уткнулась лицом мне в шею. Она рыдала так, словно у нее разрывалось сердце. Я погладил ее успокаивающе, как можно гладить человека, вознамерившегося задушить тебя, и посмотрел на ван Гельдера.
– Теперь я знаю, – сказал я. – Знаю, для чего вы меня сюда привезли.
– Да, теперь вы знаете. Извините.
– И у вас есть третья цель?
– Да, у меня есть третья цель. Видит Бог, как мне не хочется этого делать. Но вы же понимаете: я должен быть честным с коллегами. Мне придется