От красного галстука к чёрной "Волге" - Котов
Дед снова вытер слезы.
— Самое главное…чтобы не было войны. Ты молод и не понимаешь…но скоро до тебя дойдет.
Он резко встал, словно стряхивая с себя эти воспоминания, и сунул медали обратно в коробку.
— Хватит на сегодня. Пойдём, картошку пожарим. К тому же…ты еще слишком юн для таких рассказов.
Но Петя знал — эти истории, как те осколки в дедовом теле, останутся с ним навсегда. И когда вечером он лёг спать, то долго ворочался, представляя то мороз под Москвой, то раскалённый воздух над Курской дугой.
А за стеной дед Фёдор, сидя у окна, в который раз перебирал свои медали — те самые, что дались ему такой страшной ценой.
14 августа 1985.
Это был необычный и жаркий день – Петя подружился со сверстниками во дворе. Вместе, в песочнице, они стали предлагать друг другу игры.
— А давайте в классики? – Предложил один мальчишка.
— Достали твои классики! Ты другие игры кроме классиков знаешь? – Возмутился второй.
— Ну тогда…может…в…
— Скакалку? – Спросил Петя.
Мальчишки осуждающе посмотрели на Петю.
— Девчонка что-ли? Если и играть в нормальные игры, то партизаны! Две команды. Чур я партизан, а Петя немец!
— Нет, не буду немцем!!! – Возмутился Петя. – Пусть, вон, Генка будет, а не я.
— Потому что я худой? Да я так тебе треснуть могу! – Парировал Генка.
— Давайте так: я набираю палочки, половину ломаю и перемешиваю в руках. Кто вытянет короткую – тот немец, кто длинную – партизан!
— Пойдет. – Все сказали почти хором.
Петя вытащил длинную палочку и сильно обрадовался, ведь он – партизан.
Мальчишки набрали во дворе палок и начали играть в войнушку, доказывая друг другу, что попали.
Тем временем на улицу вышел дед Федор в коричневой и потертой курточке, опираясь на трость.
— О! Степаныч! Здорово! – Окликнул Федора дед на скамейке.
Дед медленно повернулся.
— А…ну, здорово, Ульянов. Чего надо то?
— Твои ко мне на дачу не хотят? Поработают – отдохнут. Глядишь, так и солнце прихватит.
— Они в Болгарию уехали, а детей мне отдали. – Ответил Федор. – Видимо, одежды купить…модной.
— Когда приедут?
— Через полторы недели, вроде. Что-то они надолго то уехали. Копили долго поди.
— Петька то вовсю в партизан играет! Наш парень!
Дед замер и оглянулся. Он увидел Петьку, который сидел в воображаемом укрытии – скамейка. Петя «стрелял» в немцев, а Генка, который вытянул коротенькую палочку, падал на землю, имитируя ранения.
«Немцы» проигрывали и вовсю изображали ранения, а довольный Петька вовсю «стрелял».
Один мальчишка, пытаясь имитировать ранение, сильно поцарапал колено.
— Ай! Больно!
— Ты живой, Вадик? – Спросил Генка.
— Да. – Ответил мальчишка, зажимая кровоточащую рану.
Деду Федору стало плохо. С его губ сорвалось бранное слово и он сел на скамейку, схватившись за сердце.
— Степаныч! Степаныч! – Закричал знакомый Федора. – Рано помирать!
— Разворошил…П-Петь…ка…в…ния. – Еле выговорил Федор.
Петя сначала не понял, что происходит. Он только видел, как дед вдруг схватился за грудь и осел на скамейку, словно подкошенный. Знакомый деда, Ульянов, уже тряс его за плечи, крича что-то невнятное.
— Беги за скорой! — завопил Ульянов, заметив остолбеневшего Петю. — Да беги же, внучок!
Петя сорвался с места как ошпаренный. Ноги сами понесли его к телефонной будке на углу улицы. Дрожащими пальцами он сунул в щель две копейки, набрал «03».
— Скорая помощь, — раздался спокойный женский голос.
— Дед... у деда сердце! — выпалил Петя, с трудом выдавливая из себя слова. — Двор дома 24 по Ленинскому...
Он даже не успел договорить, как услышал в трубке: «Машина уже выехала».
Когда Петя вернулся, вокруг деда уже столпились соседи. Кто-то подложил под голову свёрнутую куртку, кто-то пытался дать воды. Аня, бледная как мел, стояла в стороне и ревела в кулак.
Скорая примчалась через семь минут — рекордное время. Двух санитаров в белых халатах Петя запомнил в мельчайших деталях: высокий, с родимым пятном на щеке, быстро расстегнул деду рубашку, а коренастый, с вечно зажмуренными глазами, уже доставал какие-то приборы.
— Инфаркт, — бросил высокий санитар. — Везим в пятую горбольницу.
Петя и Аня втиснулись в карету скорой, хотя санитар ворчал: «Места мало!». Внутри пахло лекарствами и чем-то металлическим. Петя прижался к сестре, глядя, как деду надевают кислородную маску.
Больница встретила их длинными коридорами с вытертым линолеумом. Зелёные стены, облупившиеся кое-где до бетона, тусклые лампы под потолком — всё это казалось Пете страшным и чужим. Медсёстры в поношенных халатах сновали туда-сюда, не обращая внимания на двух перепуганных детей.
— Ждите здесь, — указала им на скамейку пожилая санитарка с добрыми глазами.
Они просидели там три часа. Петя всё это время сжимал в кармане дедову медаль «За отвагу» — она случайно выпала, когда санитары перекладывали деда на каталку. Аня, измученная, уснула у него на плече.
— Дубовы? — наконец появился врач в заляпанном халате. — Ваш дедушка стабилизирован.
Оказалось, это был не инфаркт, а сильный приступ стенокардии. Дед пришёл в себя уже через час, но врачи настаивали на наблюдении.
Вечером они возвращались домой на такси — деда выписали, но велели соблюдать покой. Фёдор молча смотрел в окно, лишь изредка поправляя на груди пузырёк с нитроглицерином. Петя сидел, уткнувшись носом в дедову куртку — она всё ещё пахла больничным антисептиком.
Дома дед сразу лёг на диван. Аня, как могла, накрыла его пледом, хотя на улице стояла жара. Петя молча поставил на тумбочку стакан воды и ту самую медаль.
— Спасибо, внучек, — хрипло сказал дед. — Ты сегодня... молодец. Но прошу…не напоминай мне больше. Твой…юношеский интерес…но я не хочу, извини.
Петя кивнул, сжимая кулаки. Он впервые за день почувствовал, как по щекам текут слёзы — тихие, горькие, взрослые.
А за окном мальчишки снова играли в войну. Но теперь их крики «Ты убит!» и «Я в тебя попал!» звучали как-то по-другому. Как будто между этой игрой и тем, что пережил дед, лежала пропасть, которую Петя только сейчас начал осознавать.
Вечером, когда