Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов
Первое, с чего начал Чурилин в отделе — это оперативная работа. И, самое странное, он оказался на удивление толковым оперативником. Абрамов, конечно, встречал одаренных людей, но тут он убедился в расхожем выражении относительно того, что настоящий талант универсален. То есть, если человек проявил себя в качестве блестящего математика, то он просто обречен уметь великолепно делать по крайней мере еще два-три дела. Например, писать хорошие стихи. Или играть в карты. Чурилин же, обладая воистину уникальными аналитическими способностями, сразу же “вычислил” круг людей, способных работать над созданием генератора так называемых пси-волн — сокращенно от психотронных волн, или волн, оказывающих воздействие на психику. Он знал тех, кто занимался этой проблемой, кто бросил подобные занятия вследствие некоторой переориентации и кто способен был занятия возобновить — что зависело и от таких научно не определяемых вещей, как честь, совесть, благородство, порядочность. Он достаточно коротко был знаком с людьми, способными служить за удовлетворяющую их плату хотя бы и самому сатане.
И Чурилин встретил одного из этих людей — не просто встретил, а и понял при этом, что тот не очень жаждет встречаться с кем-либо из своих старых знакомых и наверняка занят чем-то не просто серьезным, но должным быть спрятанным от дневного света. Чурилин выследил своего знакомого и при этом постарался, чтобы никто не смог выследить его.
Чурилин повел себя, как заправский оперативник: он не только определил место, где его знакомый экспериментировал с пси-волнами, но также и определил круг людей, в котором его знакомый общался.
В короткий срок по разработкам Чурилина и при его непосредственном участии были изготовлены пеленгаторы, способные засечь работу пси-генератора на расстоянии даже в несколько сотен метров. То есть, эти пеленгаторы могли считать электрическую и магнитную энцефалограмму с головы человека, находящегося на расстоянии до полуметра, в то время как самые совершенные приборы, работающие на принципе сверхпроводимых квантомеханических датчиков, делали это на расстоянии максимум (!) в два сантиметра.
Именно для наблюдения за таинственной лабораторией и была создана группа под названием “Охотник” — главным образом по причине близкого расположения от лаборатории. Эту группу замаскировали под филиал НИИ социологических исследований, а потом НИИ — вторично — замаскировали под коммерческое предприятие. “Чтобы сбить с толку своих и запутать остальных”, — так прокомментировал свою идею Абрамов, цитируя Жванецкого. При этом он и не подозревал, насколько неудачной окажется такая маскировка.
Вскоре после организации группы “Охотник” неожиданно погиб Чурилин. Вроде бы просто несчастный случай — ехал на автомобиле поздно вечером по обледеневшей дороге, машина пошла юзом, вылетела на встречную полосу, а там как раз случился тяжелый грузовик.
Кого надо было подозревать в случившемся? “Зверя”, как условно назвали тайную лабораторию? Вряд ли, те наверняка еще не почувствовали слежки за собой — опытный оперативник Абрамов в помощь “Охотнику” бросил еще одну группу, которая, не входя в контакт с “Охотником” (сотрудники последнего и не догадывались о подстраховке), следила, не возникнет ли у кого слишком пристальный интерес к “НИИ социологических исследований” при исполнении им своих функций.
Как ни странно, примерно до половины апреля Абрамов не смог определить, какие же силы за “Зверем”. В той лаборатории, где проводились эксперименты с пси-волнами, не удалось установить какие-либо приборы для визуального или звукового наблюдения, но зато “Охотник” смог прослушивать телефонные разговоры, а также использовать чувствительные направленные микрофоны. И после обработки, а также анализа прослушанных разговоров Абрамов ждал сюрприз.
Работу лаборатории курировал генерал-майор Егоров. Почему именно он? Ведь Егоров входил в Главное управление охраны, являлся заместителем Коржакова. Какое отношение служба, занимающаяся вопросами безопасности Президента, могла иметь к засекреченным научным разработкам? И почем именно к такой отрасли науки?
Абрамов потерял несколько дней, терзаясь из-за неспособности понять замыслы Егорова — ас ним наверняка и самого Коржакова. Вообще-то Коржаков самолично не смог бы когда-либо дойти до идеи пси-генератора, тут нужна была чья-то компетентная подсказка. Сам Егоров тоже раньше звезд с неба не хватал, работал во Втором главном управлении КГБ СССР. Контрразведчик из него, можно сказать, был никакой. Но инициативностью и искательностью — особенно в строительстве собственной карьеры — Егоров отличался, об этом Абрамов знал.
Но Абрамов не просто размышлял над тем, что бы означал интерес Главного управления охраны к столь экзотической отрасли науки, пребывая при этом в бездействии. Баранникову Абрамов о зафиксированном факте докладывать не стал, поскольку у главы министерства безопасности других забот хватало. Полковник “навесил” на Егорова лучшего своего оперативного работника подполковника Липницкого.
Последний же являл собой пример того, как бывший спецназовец, чьим основным занятием раньше являлся только постоянный риск и поддержание физической формы, в рекордно короткие сроки может превратиться в отличного сыщика. Абрамов и раньше “пересекался” с Липницким, он уговорил бравого подполковника перейти к нему во вновь создаваемый отдел.
— Скучать не будешь, это я тебе могу гарантировать, — таким был основной аргумент, с помощью которого Абрамов, как он сам выражался, “победил” Липницкого, который, наверное, и так не очень скучал, занимаясь вот уже больше года борьбой с организованной преступностью.
В конце апреля в лаборатории “Зверя” было отмечено оживление активности.
— Все установки необходимо вывезти на объект и опробовать, — фраза, произнесенная в телефонном разговоре генерал-майором Егоровым — голос, несомненно, принадлежал ему — заставила строить предположения, что же подразумевалось под объектом.
Тридцатого апреля во второй половине дня во дворе, примыкающем к дому, где размещалась лаборатория, появились две неприметные серо-синие машины со скучной надписью на бортах: “Аварийная Мосгаза”. В “аварийки” переносилось из лаборатории оборудование.
— Вот уж, честное слово, чудеса, — прокомментировал событие Липницкий. — Прямо как хлебные фургоны у “Черной кошки” в незабвенном месте встречи, которое, как известно, изменить нельзя. К какому же месту эти колымаги поедут?
Автомобили “Мосгаза” пробыли во дворе лаборатории до глубокого вечера и ночью они оставались там же. А в шесть утра они деловито выкатились на Пятницкую и направились к центру.
А вслед за ними поехали два видавших виды “жигуленка”, в одном из которых находился подполковник Липницкий. Собственное его вчерашнее упоминание о хлебном фургоне почему-то натолкнуло Липницкого взять с собой пеленгатор, разработанный покойным Чурилиным.
При выезде на Москворецкую набережную машины разделились — одна свернула влево, в сторону Кропоткинской набережной, — другая
