Миссия спасения - Анатолий Михайлович Гончар

внимательно вгляделся в тот участок береговой стены, где находился выход из древнего туннеля — ничто кроме небольшого лаза не говорило о том, что там дальше начинается значительный по своему диаметру подземный ход. Стало понятно, почему никто не обнаружил его раньше — вход густо оплетали корневища дерева. Многослоистая сеть мелких корней, забитая землей, мелкими камешками и перегнившей листвой, сливалась с другими участками речных откосов.

— Мы когда добрались сюда, — к Банникову подошел боец первой группы, находившийся на охране туннельного выхода, — смотрим — тупик. Уперлись, значит. Назад думали повернуть, а тут этот — мальчишка посольский говорит: «Ручей журчит». Ротный скумекал, что к чему, да как зашипит: «Тишина! Поймали тишину!» Все, даже гражданские, примолкли, стоим, слушаем — и правда журчит! Ну, журчит и журчит, подземных речек тоже хватает. Но кто-то из ребят предложил фонарики выключить. Выключили, к стене парни из головняка подошли, увидеть ничего не увидели, а ветерок на лице почувствовали, и давай ножами землю и корни кромсать, полчаса резали, пока что-то мелькнуло, это потом сообразили — луна в волнах отразилась. Так и ковыряли целый час по очереди. Потом выбрались и вот туда перебрались, — рука бойца показала вниз по течению, — там кустарники небольшие, но спрятаться есть где.

— А что к морю сразу не двинулись? Что время теряли?

— Отсюда, говорят, берегом не пройти. Где-то впереди скалы будут почти отвесные. Только рекой.

— Рекой? На чем?

— Парни какие-то заросли неподалеку нашли, вроде бамбуковые, цепные пилы почти у всех есть. Слег напилили, сейчас вяжут. На плотах пойдем.

— На плотах? По горной реке? А пороги?

— Порогов, говорят, здесь нет, начальники-командиры карту смотрели, пороги далеко, почти у самого моря начнутся, — пояснил боец и добавил ни к селу, ни к городу: — А еще ротный ногу подвернул.

— Как так?

— Да кто его поймет? Шел, шел и подвернул.

— Оступился, наверное.

— Наверное. Его потом на руках тащить полкилометра пришлось.

— Сочувствую.

— А он себе обезболивающее впорол, — пояснил боец, неправильно истолковав направление сочувствующего вектора, и Банников не стал его переубеждать.

— Пошли, что ли, к остальным? — предложил Вадим, но разведчик отрицательно покачал головой.

— Мне здесь до самого «старта» сказали бдить.

— Тогда бди, — пронзительно заскрежетала под ногами галька. Вадим развернулся и вразвалочку зашагал вниз по течению.

Организованная первой группой дневка обнаружилась метрах в ста от выхода из туннеля. Собственно дневкой происходящее назвать было невозможно при всем желании — в зарослях кустарников вовсю кипела работа. Разведчики первой группы из спиленных где-то поблизости стволов небольших деревьев (и правда, похоже, являвшихся одним из видов бамбука, из числа шестисот видов произрастающих на Земле), вязали прямоугольные плоты. Дело спорилось, и работа подходила к концу.

— Петрович, где тебя носит? — навстречу Банникову выскочил старший лейтенант Кошелев, — посол на совещание собирает.

— Может, без меня?

— Глазунов сказал, чтобы был, а то зачем мне тебя разыскивать?

— Едрена вошь, а я так мечтал поваляться!

— Наваляешься, нагонят нас и будешь валяться, от ямки к ямке переползая.

— Да ты у нас оптимист! — Петрович провел ладонью по макушке, приминая пробившийся к свету ершик темных волос. — Я-то вначале подумал «будешь валяться» — это значит гнить-пованивать, а ты нет, еще подергаться предлагаешь.

— Я добрый, — усмехнулся группник.

— Об чем совещаться-то будем?

— Как жить дальше, — не слишком серьезно ответил Кошелев, и Банников понял, что тот пока тоже ни черта не знает.

Совещающиеся собрались на небольшой полянке, со всех сторон окруженной густыми и довольно высокими кустарниковыми растениями, и утренний сумрак в тени их листвы превратился в ночную мглу, в которой фигуры присутствующих скорее угадывались, чем виделись. Тем не менее, Вадим сразу догадался, кто есть кто: прямо напротив стоял, переминаясь с ноги на ногу, посол, справа от него каменной статуей застыл Роман Казимиров, слева Глазунов, подле Глазунова ротный, за ним по кругу: один из секретчиков-шифровальщиков, еще одного — полного, усатого дядечку Вадим видел мельком, но вспомнил, что он военный атташе.

— Прибыли? — спросив очевидное, Глазунов включил крохотный фонарик, рассеянным лучом осветивший карту, расстеленную на небольшом, сделанном из свежесрубленных веток столике. — Мы сейчас здесь, — веточка в его руке ткнулась в голубую извилину огибавшей столицу реки. Нам необходимо прибыть вот сюда, — кончик веточки переместился по карте, остановившись на границе соседнего государства. — И побыстрее, и как можно незаметнее, потому что мятежники обязательно станут нас искать.

— Не должны, — возразил Кошелев.

— Из чего сделан такой вывод?

— Мы подорвали здание. Противник должен решить, что мы погибли, — пояснил Кошелев свою позицию, впрочем, без особой уверенности в голосе.

Глазунов хмыкнул:

— Вряд ли наших оппонентов ввело в заблуждение обрушение здания. Мы же не клуб самоубийц. Значит, они поймут — мы каким-то образом ушли. Ушли незаметно. А как уйти незаметно из окруженной крепости? Правильно, подземным ходом.

— А зачем мы вообще им потребовались? И почему они в обязательном порядке станут нас преследовать? — проформы ради спросил Банников, уж кто-кто, а он-то прекрасно догадывался об истинной причине такой любви к ним со стороны наемников. К его удивлению, у Глазунова данному факту нашлось совершенно другое объяснение.

— Новая власть хочет быть легитимной. — Поведав не столь великую тайну, он продолжил — Свергнуть кровавый режим, в своей последней агонии уничтожавший все и вся, сам Бог велел. Не это ли прямой путь к быстрому признанию мировым сообществом? Мертвых легче списать на прежнее правительство, чем, упустив живых свидетелей обратного, годами доказывать свою непричастность к кровавым преступлениям.

Глазунов говорил убедительно, но Банникову в его словах послышалась какая-то фальшь, некоторая недоговоренность. Но в целом, то есть в том, что их станут искать, он был совершенно согласен — если наемники не простили гибель своих на крыше того здания, то они тем более не станут спускать кому бы то ни было многочисленные потери при провальном штурме. Вадим взглянул на Кошелева и тот незаметно кивнул — похоже, их мысли развивались параллельными направлениями.

— Вопрос, — подал голос ротный, — почему следует добираться до границы к каким-то посредникам, если есть возможность направиться к морю и погрузиться на свой корабль?

— По реке мы не пойдем, — возразил против высказанного предложения Глазунов. — Слишком большой риск.

— Почему? — искренне недоумевая, вмешался в разговор Кошелев, уже успевший вглядеться в карту местности и освежить ее в своей памяти. — Думаете, мятежники сумеют каким-то образом определить, куда мы могли бежать? Но даже если и так. Подходы к реке ограничены скальными участками, техника не пройдет, пешим ходом нас не перехватить, остается река. Вы думаете, наши враги быстро раскопают завалы, обнаружат подземный ход и помчатся сюда? Даже если и так, это все