От красного галстука к чёрной "Волге" - Котов
Последний звонок они встретили по-разному. Петя — в новом костюме, купленном отцом "за успехи в учебе", с гордо поднятой головой. Борька — в мятой рубашке, но с хитрой ухмылкой. Когда директор вручал Петьке похвальную грамоту, их взгляды встретились, и оба поняли — эта игра в примерных учеников была всего лишь передышкой.
Лето 1989 года пахло не только сиренью во дворах, но и чем-то новым, тревожным. Газеты трубили о выборах, по телевизору показывали первые забастовки шахтеров, а в их районе все чаще мелькали черные "Волги" с тонированными стеклами.
Вечернее солнце слепило глаза, когда Петя и Борька пробирались между ржавыми гаражами, принюхиваясь к воздуху — где-то здесь пахло перегаром и анисовой настойкой. Из-за угла донеслись крики:
— Ты чего, падла, сдачу неправильно дал?!
— Сам ты падла! Водка нонче по талону, а ты мне какие-то фантики суёшь!
За гаражом №17 кипела драка. Человек двадцать мужиков в засаленных телогрейках и клетчатых рубахах сцепились в кучу. Одни орали, что их кинули на деньги, другие — что водка "палёная", третьи просто лупили всех подряд, чтобы не досталось никому.
— Смотри, — Борька толкнул Петю локтем, — смотри, ящик упал!
Возле ворот валялся разбитый ящик с бутылками "Столичной". Трое мужиков уже дрались за него, но несколько бутылок откатились в сторону.
— Давай! — Петя рванул вперёд, пригнувшись, как на уроках НВП.
Они схватили по две бутылки, запихнули за пазуху (холодное стекло тут же прилипло к животу) и рванули к кустам у забора. За спиной раздался душераздирающий крик:
— Мусора!
Из-за угла выскочили двое милиционеров в расстёгнутых кителях. Один тут же получил пустой бутылкой по каске, второй достал резиновую дубинку.
— Всем на землю! Я сказал — на землю!
Петя и Борька уже лежали в кустах смородины, наблюдая, как милиция разгоняет толпу. Кто-то убежал, двоих скрутили, один мужик с окровавленным лицом сидел на асфальте и матерился.
— Глянь, — Борька показал четыре бутылки, — целые!
На этикетке красовалась надпись "Особая. Московский завод", но Петя знал — это подделка из подпольного цеха.
— По пять рублей за штуку, — прошептал он, пряча добычу в рощу. — Студентам у метро.
На следующий день Петя и Борька потащили продавать водку студентам, пряча бутылки в портфелях с книгами. У станции метро уже стояло три милицейских "УАЗа". Милиционеры заталкивали кричащих бранью студентов и мужчин.
— Фарцовщики. – Шепнул Борька. – Пошли отсюда. Другую точку знаю.
Петя и Борька продали всю водку за двадцать рублей местному скупщику старых вещей, который любил «приложиться».
Лето прошло быстро – отец готовил Петю к десятому классу по физике и математике, затем игры с Борькой в футбол во дворе с другими мальчишками и трата денег, заработанных на фарцовке, на кино, развлечения, обеды в местных кафе, а после них – просмотр витрин магазинов и шутки над прохожими.
— Дяденька! Дяденька!
— Чего вам?
— Вы знаете, где буроямку побеглую купить?
— Кого?!
— Ягода такая! Генетики наши, советские, вывели!
Обычно такие шутки заканчивались подзатыльником и замечаниями, либо смехом Борьки и Пети.
Школа №591 встретила их новыми плакатами с лозунгами о перестройке, но внутри мало что изменилось. Петя теперь входил в класс с безразличным видом, швыряя портфель на парту так, чтобы все видели — он здесь просто отбывает номер. Учебники лежали нетронутые, домашние задания списывались у отличниц за пару сигарет «Кэмел», а на уроках он чаще всего смотрел в окно, где за деревьями угадывался силуэт их нового «бизнес-центра» — полуразрушенного гаража за стадионом.
Борька, напротив, превратился в местную знаменитость. Его тройки по химии и русскому теперь никого не удивляли, зато в коридорах за ним ходила толпа девятиклассников, выпрашивающая жвачку или «тот журнал с блондинкой». Он отрастил волосы, начал носить кожаный браслет с шипами и теперь говорил с придыханием:
— У меня связи, Петь. Не то что у этих лузеров.
Нового поставщика они нашли случайно, через Борькиного отца, который оказался в одном кабаке с кооператором из Люберец. Тот, лысый мужчина с золотым перстнем на толстом пальце, поначалу даже разговаривать с Петей не хотел, но когда Борька выложил на стол пятьдесят рублей (половину их летних накоплений), усмехнулся:
— Ладно, орлы. Сорок процентов ваши. Если вас за жабры возьмут – я вас не знаю.
Торговля пошла по-новому. Теперь они не бегали по дворам, а организовали «клуб постоянных клиентов» - старшеклассники и мужчины, которые покупали водку и сигареты, школьники, которые долго копили, чтобы купить у Пети кассету с боевиком и студенты, которые скупали журналы с порнографией.
Точкой обмена стал заброшенный гараж за стадионом. Ключ хранился под кирпичом, а внутри лежала тетрадка с записями: «Коля – 2 бутылки, в долг. Женя – пачка, отдал». Петя вел учет, как настоящий бухгалтер, а Борька отвечал за «безопасность» — договорился с местными гопниками, чтобы те не лезли.
Учеба превратилась в формальность. Петя приходил на уроки, чтобы не злить отца, но мысли его были далеко. На физике он считал в уме, сколько можно выручить за новый ящик «Столичной», на литературе — рисовал в тетради схемы, куда лучше прятать товар. Учительница химии, которая раньше ставила ему пятерки, теперь качала головой:
— Дубов, ты же мог учиться! Что с тобой?
— Время теперь другое, — отмахивался Петя. — Кому нужна ваша химия, если в кооперативе рубль за деньгу?
Отец пытался взывать к разуму:
— Ты что, в ПТУ собрался?! Без образования ты — никто!
— Пап, — Петя зло сверлил его взглядом, — ты в своем институте за месяц столько не получаешь, сколько я за неделю. О чем мы вообще говорим?
Молчание. Отец сжимал кулаки, но не находил аргументов. Страна менялась, и его профессорская зарплата в 120 рублей действительно выглядела смешно на фоне Петиных «доходов».
К весне 1990-го они с Борькой уже вовсю торговали джинсами «Montana» (правда, польскими подделками), кассетами с западной музыкой и даже видеомагнитофонными записями боевиков. В школе их боялись и уважали одновременно. Учителя делали вид, что не замечают, как Петя нагло курит
