За кулисами в Турине (Плохая война – 7) - Алексей Вячеславович Зубков

Теперь надо подумать, куда бы спрятать Филомену.

— Дон Убальдо, к вам отец Жерар! — прибежал докладывать привратник.

— Зови.

На ловца и зверь бежит. Пришлось бы идти на поклон, а до Сакра-ди-Сан-Мигеле путь не ближний. Хотя, вот-вот начнется мистерия, и отец Жерар точно не пропустит такое зрелище.

— Есть дело, — сказал отец Жерар, едва поздоровавшись.

— Как удачно, — ответил дон Убальдо, — У меня тоже к тебе есть дело.

— Мне надо убить одного человека.

— Местного?

— Приезжего. Колдуна и чернокнижника. Не люблю, знаешь ли, эту публику. Некий алхимик Иеремия Вавилонский, который на самом деле не тот, за кого себя выдает, устроился к отцу Августину мастером фейерверков на мистерии. Его надо убрать.

— Искренне не любишь, или положение обязывает не любить?

— И то, и другое.

— Понимаю. Алхимик так алхимик. Колдун и чернокнижник? Может, тебе бы проще было в инквизицию его сдать?

— Инквизиция нанесет репутационный ущерб моему брату во Христе отцу Августину, а я этого не хочу.

— Тебе сильно срочно надо?

— Он участвует в мистерии, там планируется что-то с фейерверками. Надо, чтобы он не покинул город сегодня после мистерии.

— Ты про ту мистерию, что ставят аббат с викарием?

— Конечно.

— Ну да. Инквизиция не побежит хватать по доносу алхимика, находящегося под покровительством викария и аббата.

— Побежит. Но сначала пойдет поговорить с викарием и с аббатом. Просто из вежливости. А мне некогда. Мне надо, чтобы сегодня его уже не было.

— Хорошо, Жерар. Сегодня алхимика не будет. Но у меня к тебе просьба.

— Какая?

— Мне нужно отправить из города в безопасное место Филомену и внуков. И самому тоже отсидеться.

— Ты во что-то влип, сын мой?

— Пока нет, но влипну, начиная с завтра.

— Что же, святая обитель всегда предоставит укрытие нуждающимся. После завершения мистерии мои люди заберут Филомену и внуков. Найдем какую-нибудь телегу, не вопрос. А ты, наверное, своим ходом доберешься?

— Я-то доберусь.

— Ну и отлично.

Поговорив с отцом Жераром, до Убальдо отправил посыльных к своим caporegime. Надо хорошо подготовиться к этому вечеру. Потом пришел к Филомене.

— Доченька, твой муж не успел приехать, как влип уже в несколько историй.

— Он совсем меня не любит, — ответила Филомена, — Я думала, он приехал ко мне, а у него сплошная работа.

— Его голову оценили в сто дукатов. Официально. Завтра об этом объявит глашатай на площади.

— Ой!

— Вот тебе и ой. За сто дукатов люди, которых я считаю своими, продадут не только родную мать, но и меня. А вас с Антонио и подавно. Поэтому ты с детьми сразу после мистерии сядешь в телегу к отцу Жерару. Поживете пока у него в Сакра-ди-Сан-Мигеле.

— В мужском монастыре?

— Это не монастырь, а аббатство. Оно построено специально для того, чтобы принимать путешественников. И дам в том числе.

— Ну ладно, — надула губки Филомена, — Но с Антонио мне нужно серьезно поговорить. Мы ведь решили, что он оставит в Генуе свою прошлую жизнь и своих старых врагов.

— Будете живы — хоть заболтайтесь.

К дому дона Убальдо подтянулись подручные.

— Так, парни. У меня много задач и все разные. Начнем с той, что для всех. Есть такой Антонио Кокки, фехтмейстер из Генуи.

— Твой зять? — спросил кто-то слишком умный.

— Да, — поморщился дон Убальдо, — Он поссорился с некоторыми влиятельными людьми. Ко мне приходил декурион и просил, чтобы Антонио сдался по-хорошему в руки правосудия. Антонио должен бы сидеть тихо как мышь в норе, но чует мое сердце, что его найдут и выкурят. Поэтому кто его встретит, передайте, что я прошу его пойти к декуриону и сдаться. Так будет лучше для всех.

— А что те люди, с которыми он поссорился? Ты с ними тоже поссорился?

— Верно, малый. Я с ними тоже поссорился, но они об этом пока не знают.

— Местные?

— Нет. Генуэзцы.

— Это не те, которые вчера побоище устроили у церкви святого Валентина?

— Те. А может и еще какие-то.

— Так давайте их подожжем и пограбим. Никто на нас не подумает. Они же сами какую-то частную войну с кем-то начали. Точно ведь не с вашим Антонио.

— Почему ты так думаешь?

— Ну он же у тебя не дурак, чтобы в Турине свою личную войну начинать без твоего разрешения. Он скорее из тех, кто продает свой меч.

— Верно, — хмыкнул дон Убальдо, — Парни, вы все правильно поняли. Мы подожжем генуэзцев не потому, что Антонио продал свой меч каким-то их врагам, а потому что они сами начали частную войну с нанимателями Антонио. Сами вчера грубо и нагло нарушили общественный порядок и подставились под предсказуемый ответный удар. Не знаю, как отомстят их истинные противники, но у нас есть возможность пограбить генуэзцев, чтобы те обвинили не нас, а других гостей города. Которых сами же и спровоцировали. А то я обещал декуриону, что все будет тихо, и мы все грустно смотрим, как мимо нас протекают реки золота.

— Кого жжем? — спросили разбойники.

— Не Адорно. Адорно генуэзские живут у Адорно туринских. Их не трогать. Фрегозо, Гримальди, Спинола, Фиески — найти и поджечь. Но не прямо сейчас. Подготовиться заранее, а поджечь когда они вернутся с мистерии. Не прерывать же мистерию на самом интересном месте.

— Почему бы и не прервать?

— Потому что мы с Филоменой хотим ее посмотреть! И для вас, ребята, тоже будет, чем заняться. Слушайте дальше.

— Слушаем, дон Убальдо.

— Мне надо отвлечь внимание во время мистерии. Для некоторых библейских сцен на площадь выкатят клетки с медведем и со львом. Надо будет открыть клетки и выпустить зверей.

— А если звери не захотят выходить?

— Разве ты бы остался в клетке, если бы тебе предложили выйти? То-то же. Так вот. Я, конечно, обещал декуриону не шалить, но не могу упустить случай. Когда из клеток выскочат лев и медведь, в давке можно будет хорошо пограбить зрителей, особенно приезжих. Не все сообразят, что кошелек срезан, а не потерян. Если кого из вас поймают с поличным, то в толпе не удержат.

— И