За кулисами в Турине (Плохая война – 7) - Алексей Вячеславович Зубков

— Вы предположили, что я хотел бы больше войны в ваших чудесных краях.

— Не так.

— Неважно. В случае с Конфедерацией я как раз хотел бы меньше войны. Я хотел бы устранить Конфдерацию с минимально возможными усилиями. Поэтому чутье показывает мне, что у этого слона нужно извлечь сердце, и он исчезнет.

— Вы уже рассказывали сон про золотое сердце.

— Да. Я думал, что сердце слона — это королевское золото. Если мы лишим части финансирования французскую армию и провалим профранцузскую партию на конклаве, то Франциск отступит обратно за перевалы, а у д’Эсте и иже с ним пропадет необходимость балансировать между королем, Папой и императором. Всем сразу станет достаточно хороших отношений с Карлом Пятым.

— Но сердце это не золото?

— Получается, что нет. Сердце это кто-то из ключевых фигур. Может быть, Альфонсо д’Эсте. Может быть, Луиза Савойская. Не знаю.

Фуггер развел руками.

— Что скажете? — пауза затянулась, и он поторопил собеседника.

— В Вашем вещем сне я вижу существенное отличие от сурового материального мира, данного нам в ощущении, — сказал Кокки, — Этот Ваш слон. Италийская Конфедерация. Если предположить, что Конфедерация это слон, то он пусть невидим, что, кстати, тоже спорно, но вовсе не бесплотен. Он состоит из плоти и крови смелых людей, из камня крепостей отсюда до Феррары, из корабельного дуба, из генуэзского и папского золота, из миланской стали, из бронзы феррарских пушек. Не боитесь, что слон, которого Вы руками Марты и де Круа дергаете за хвост, за хобот и за бивни, однажды увидит, куда тянутся ниточки от марионеток и нанесет ответный удар по кукловоду?

— Я это предусмотрел, — ответил Фуггер, — Нам просто надо быть еще более невидимыми, еще более стальными и достаточно ловкими, чтобы проскакивать у него между пальцами. Я доверяю своему деловому чутью, и если оно показывает мне противника в виде слона, значит, он тяжеловесен и неповоротлив.

— Тревога! — крикнули со двора.

Щелкнула арбалетная тетива. Звук, легко узнаваемый для генуэзца. Щелк! Щелк! Бабах! — это уже аркебуза. Заорал раненый, зазвенели мечи.

Кокки вскочил.

— Стой, — приказал Фуггер.

— Вместе легче отбиться, — сказал Кокки.

— Если они пропустили врагов в упор, то уже мертвы, — возразил Фуггер, — Во дворе нас перестреляют, поэтому примем бой в доме. Они не пойдут на штурм с арбалетами.

Секретарь и камердинер откуда-то вытащили аркебузы и уже забивали заряды. Кокки подумал, что внешняя охрана держала оружие заряженным на всякий случай и по случаю мокрой погоды меняла заряды свежие каждый день, а то и каждую смену. Но эти двое определенно бойцы «на черный день», хотя оружие тоже под рукой и заряжают они очень ловко. Скорее всего, где-то в доме спал охранник, которому предстояло дежурить ночью.

— Бабах! — жахнуло за стеной и более громко.

Вот и он. Уже проснулся и схватил готовое к бою оружие. В ответ заорали несколько голосов. Кокки не выдержал, распахнул дверь и выскочил с мечом в коридор.

— Не стрелять! Переговоры! — крикнул через решетчатое забрало человек в полном доспехе.

Он заслонял остальных и держал в правой руке меч, а в левой маленький щит-баклер.

— Назад! — скомандовал Фуггер.

Кокки недовольно убрал меч и отступил в комнату. Фуггер стоял посередине, а секретарь и камердинер куда-то спрятали свои аркебузы и встали у задней стены, держась друг за друга, как перепуганные крестьяне.

Первым вошел латник. За ним — Просперо Колонна. Кокки видел его на турнире, поэтому узнал. Солидный, бородатый, сердитый.

— Так-так-так. Герр Антон чертов Фуггер собственной персоной, — сказал Колонна.

— Что с моими людьми? — спросил Фуггер.

— Черт с твоими людьми.

— Я серьезно спрашиваю.

— Я не менее серьезно отвечаю. Твои люди на пути в ад. Можешь на меня в суд подать.

— Зачем ты здесь?

— Защищаю свои интересы. Не ждал? Не у тебя одного работает разведка. Что, копаешь под нас с Помпео? Мы же с тобой должны быть на одной стороне, или не так? Зачем ты послал ко мне эту рыжую, которую ищет вся Генуя? Чтобы поссорить меня с генуэзцами? Не вышло.

— Прошу обращаться ко мне повежливее, мой дядя — имперский граф.

— Уже твой дед — жалкий простолюдин, а я потомок князей Салерно. Поэтому это ты должен обращаться ко мне вежливо, а не я к тебе.

— Я всегда на стороне императора, а ты?

— Я за него жизнью рискую. Я для него города беру. А ты пытаешься на ровном месте поссорить меня с друзьями.

— Во-первых, не такие уж они все тебе друзья.

— Вот как! Ну уж побольше друзья, чем заезжие немцы. Ты в курсе, что твоя рыжая отметилась во вчерашнем ночном побоище на стороне Медичи?

— И побольше друзья, чем император? — Фуггер не стал спорить про Марту, будто она не его.

— Ты на что намекаешь?

— На ваш с д’Эсте проект Италийской Конфедерации.

— Нам нужно перестать воевать друг с другом в чужих войнах.

— Вы все равно не перестанете.

— Можешь просто не лезть не в свое дело? Смысл вашей ростовщической жизни — сидеть на жопе ровно в своем Аугсбурге и одалживать денег императору, когда он попросит.

— Не могу. Императору не нужно, чтобы его полководцы загребали под себя земли, которые завоевывают.

— Ничего я не загребаю. Милан достанется Лодовико Сфорца, спроси у императора, если не веришь.

— А Генуя?

— Французский губернатор переименуется в дожа.

— А Рим?

— Я знаю, что вы, Фуггеры, и в Риме под нас копаете. Зачем?

— Император сомневается, что ваша конфедерация войдет в Священную Римскую Империю.

— Я поверил бы, если бы услышал это от него самого.

— Твое право.

— На самом деле, ты защищаешь не интересы императора, а интересы Венеции в ущерб интересам императора.

Фуггер вздрогнул, но не попытался опровергнуть. Колонна усмехнулся.

— У меня разведка работает не хуже, чем у тебя, — сказал он, — Я-то от Венеции до Милана у себя дома, а ты здесь просто заезжий купец.

— Посмотрим, кто станет Папой, — ответил Фуггер.

— Кардинал Помпео Колонна, конечно. Шиннер, Фарнезе, Медичи? Даже слушать смешно.

— У нас с императором есть свой кандидат.

— Если ваш