Полное погружение - Сергей Александрович Васильев
Вася распахнула настежь высокие створки, залезла с ногами на подоконник, уселась поудобнее, прислонившись спиной к проему, и перешла в режим буддийской созерцательности.
Солнце постепенно перемещалось в зенит. Утренняя суета затихла, и даже чайки куда-то подевались, перестав докучать своими беспрестанными воплями. Тени от госпитальных зданий ложились на траву резкими прямыми линиями. Между светом и тенью, как маленькие вертолётики, порхали стрекозы, залетая на водную гладь и тут же торопливо возвращаясь обратно. На свету, возле серых очертаний кораблей их прозрачные крылья переливались всеми цветами радуги, добавляя игривости строгому военно-морскому пейзажу.
Морской бриз охлаждал кожу, неся с собой свежесть, но уже готовился уступить место палящему полуденному зною, и Вася, никогда раньше не увлекавшаяся пляжным отдыхом, вдруг ощутила острую потребность натянуть купальник и полежать на солнышке, побездельничать, покоптиться под знойным светилом, подставляя ему то живот, то спину или хотя бы посидеть на берегу, наблюдая за игрой волн и слушая, что шепчет ветер, цепляясь за архитектурные излишества севастопольских зданий.
У Васи хватило времени пожалеть себя, и она отдалась этому увлекательному занятию, пока глаза не начали предательски увлажняться, а в горле появился колючий ком.
«Нет, — прервала Вася процесс страдания, — так дело не пойдет. Если продолжать скорбеть, меня найдут с красным носом в луже слёз.» А такого позора она сама себе никогда не простит.
Закинув руки за голову и расправив плечи, Василиса сделала глубокий вдох и тихо проговорила первые слова «Добровольческой песни», которую когда-то разучил их студенческий взвод на сборном пункте:
— Свистели пули над степями,
Палили танки мужики
Ютился враг в окопной яме,
Рубили землю в две руки…
Стрешнева представила себя сидящей среди своих однополчан в огромном цеху брошенного завода. Отбивая ритм костяшками пальцев по оконному стеклу, она продолжила, вспоминая, как эти же слова они пели нестройным хором:
Огонь сжимал в котлы и кольца,
Но был всегда рецепт один
Неслись отряды добровольцев —
Казак, абхаз и осетин…
Василиса утонула в своих воспоминаниях, и память вернула ее в те минуты, когда вся их бесшабашная юная ватага, в душе отчаянно волнуясь, подбадривая друг друга солеными словечками, выдвигалась на свое первое боевое задание.
Пусть мало кто наш клич поймёт,
А ну-ка, братцы, дайте джаза.
Стеной пойдёт на пулемёт
Дичайшая дивизия Донбасса…
Цокот копыт и грохот железных ободов колёс по булыжнику, отдаленно напоминающий звуки выстрелов, бессовестно заглушил Васину песню. Она осеклась, замолкла и с интересом смотрела, как из остановившейся пролётки вышла та самая мама мальчика, спасенного Васей в шлюпке, и скорым шагом направилась к дверям.
Она кардинально изменилась с того момента, когда Вася впервые увидела её после кораблекрушения. Перед ней предстала стройная, статная, шикарная дама. Открытое лицо, высокий лоб и большие, умные глаза с прямым, пронзительным взглядом, красивые, сомкнутые губы выдавали в ней человека сильного и независимого. Идеально прямая спина и развернутые плечи делали женщину выше и моложе. Приталенное платье кремового цвета с широким вырезом, забранным белым кружевом, с рукавами в три четверти, украшенными маленькими бантиками, и крохотная соломенная шляпка с пером, сдвинутая набок, выглядели на даме одновременно кокетливо и целомудренно.
Она шла, сосредоточенно глядя перед собой, погруженная в свои мысли и никого не замечая. Василиса засмотрелась на ее горделивую поступь и чуть не упустила.
— Здравствуйте, сударыня! — звонко крикнула Вася, высунувшись по пояс из окна, выводя женщину из задумчивого состояния, а когда та подняла голову, добавила, — как здоровье вашего сына? Если не ошибаюсь, его зовут Ростислав?
Женщина замерла, прищурилась, разглядывая мисс Бесцеремонность, вылезающую из оконного проема. Мелькнувшее на лице удивление быстро сменилось приветливой улыбкой и такой неподдельной радостью, что Василиса сама разулыбалась в ответ.
— Василиса! Боже! Как я рада вас видеть! — дама прижала руки к груди, дабы полнее выразить свои чувства, — я как раз направляюсь к Славочке. Ему лучше. Доктор пообещал, что сына можно будет забрать уже сегодня!
— Я рада за него, — ответила Василиса и подняла вверх большой палец, чем слегка смутила женщину.
— Я вас искала, Василиса! — продолжила дама, — вы так неожиданно исчезли… Немедленно спускайтесь и учтите, я вас просто так не отпущу!
— К сожалению, это невозможно.
— Что случилось?
— Заперта на замок, как подозрительная особа.
— Какой вздор! — возмутилась женщина.
Она нахмурилась, махнула рукой, очевидно делая знак часовому посторониться и шагнула в госпиталь.
Ждать пришлось недолго, но это время показалось Стрешневой вечностью. Врать доброй женщине Вася не хотела, но как обойтись без лжи в её ситуации — не представляла. Одно дело — строить невинные глазки местной полиции и совсем другое — фальшивить перед тонко чувствующей женщиной, матерью.
Через пятнадцать минут замок заскрежетал, дверь отворилась и в комнатку как вихрь сначала ворвалась новая знакомая, а вслед за ней бочком протиснулась Изольда Тимофеевна.
— Ну, наконец-то, душа моя! Как я рада тебя видеть! — стиснула она в своих объятиях Василису, слегка опешившую от такой любезности, и закружила по комнате, — что ж ты никому не сообщила, что нашлась! Мы так волновались!…
— Простите, княжна, — глядя на Васю, учтиво проворковала Изольда Тимофеевна, — но если бы вы хоть намекнули… Мы все очень сочувствуем вашим злоключениям….
— Что? — округлив глаза, выдавила из себя Стрешнева.
«Какая княжна??? Что вы мелете!»- хотела она возмутиться, но вовремя закрыла рот, услышав шёпот новой знакомой.
— Ни слова больше! Я вас отсюда забираю. Всё остальное — потом…
Глава 28
Побег
Они вышли из госпиталя настолько быстро, что со стороны их передвижение можно было принять за бегство. Василиса даже не успела снять форму сестры милосердия и забрать своё платье, любезно предоставленное бабой Груней. Не было видно и сына этой решительной женщины, невероятно смело меняющей свои и чужие планы. Прошло не больше пяти минут с того момента, как в замке временного узилища Стрешневой проскрежетал замок, а она уже была за пределами госпиталя и тряслась в двухместной пролетке, в компании аристократки, неожиданно и оригинально ворвавшейся в её жизнь.
Коляска, запряжённая парой гнедых, катилась вдоль берега мимо однотипных, одноэтажных разлапистых портовых зданий. За их добротными черепичными крышами густым лесом вздымались мачты и трубы кораблей, пристроившихся на отдых