Тайны дубовой аллеи - Дж. В. Фелл
– Повезло. Мы очень мило беседовали у статуи совы.
– Что-о?! Вы беседовали с феей? – Брови девушки удивленно поползли вверх, она взглянула на пациента едва ли не с тревогой, но тут же заулыбалась. – Вы шутите!
– Нет, не шучу, – не согласился Веттели. – Мы действительно беседовали какое-то время. А что, разве это у вас не принято?
Мисс Фессенден покачала головой:
– Насколько мне известно, за всю историю нашей школы ничего подобного еще не случалось. Порой младшие ученики жалуются на боггартов, что те их дразнят по ночам. На чердаке иногда видят даму с петлей на шее, она стонет и зовет своего сына, это слышали многие. Но чтобы феи разговаривали с людьми! Обычно они только мелькнут и сразу рассыпаются искрами, даже разглядеть толком не удается. Вы уверены, что хорошо себя чувствовали и вам не показалось?
Теперь уже рассмеялся Веттели.
– Уверен, мисс Фессенден! Честное слово, я не склонен к галлюцинациям! Если хотите убедиться, давайте как-нибудь сходим в парк вместе. В пятницу я как раз приглашен на чай.
Вот он – случай! Представился-таки снова! И на этот раз он его не упустил! Интересно, это заслуга Гвиневры или он сам начал понемногу выходить из состояния клинического идиотизма?
Мисс Фессенден продолжала не верить своим ушам.
– То есть вы хотите сказать, что фея пригласила вас на чай? Невероятно! Я непременно пойду с вами в пятницу. Это мой долг, в конце концов, – убедиться, что с вами все в порядке. А о чем еще вы говорили с феей? – Теперь в ее голосе звучало не столько сомнение, сколько чисто детское любопытство.
– Ох, даже не знаю… О моих предках и о людях вообще. Знаете, так трудно уследить за ходом мысли фей! Но кончилась наша беседа тем, что она обещала исполнить мое самое сокровенное желание.
– Правда? И какое же желание вы загадали? Или это секрет?
– Да так, кое-что личное. – Веттели постарался ответить небрежно, будто речь шла о пустяках, но почувствовал, как щекам стало горячо. – Она все равно не хочет его исполнять. Сказала, что сама придумает для меня что-нибудь поумнее… И да! Еще она говорила о мертвецах. Будто бы прямо здесь, в Гринторпе, на опушке парка вчера был обнаружен труп!
– Да, верно. Деревенский подросток упал с дерева на корягу, распорол лицо, кошмар. Сказали, самоубийство от несчастной любви… Но признайтесь, вы ведь просто услышали об этом от учеников. Младшие только об этом и болтают второй день, пугают друг друга привидениями.
– Нет, не от учеников! От самой настоящей феи, клянусь!
Мисс Фессенден покачала головой:
– Потрясающе! Даже не знаю, верить вам или нет!
– В пятницу! – заговорщицки напомнил Веттели.
После этого разговора он осмелился думать о ней не как о «мисс Фессенден», а как об «Эмили». Пока еще не «моя Эмили», а просто «Эмили» – чтоб не сглазить.
Утром от смотрителя Коулмана принесли стопку чистой одежды.
Школа Гринторп гордилась своим демократизмом, поэтому и ученикам, и учителям полагался один и тот же форменный костюм: мягкие шерстяные брюки, фланелевая рубашка, белый свитер грубой вязки с треугольным вырезом и вензелем «G» на груди.
Веттели быстро разобрал принесенные вещи, привычно оделся. Да-да, именно привычно. Гринторп явно гнался за славой Эрчестера. Во всяком случае, форменные костюмы двух школ совпадали почти в точности и различались только эмблемой. В свои школьные годы юный Норберт носил на груди вышивку «Е» – и еще круглые очки с простыми стеклами. Считалось, что они придают молодым людям серьезный и интеллектуальный вид. На деле же это было всеобщее несчастье, повод для бесчисленных замечаний и дисциплинарных взысканий. Их забывали, теряли и ломали, с умыслом или без оного. Их ненавидели чуть не до слез. Право, жуткое было зрелище: сидят в классе человек тридцать, и все таращатся круглыми стеклышками!
К счастью, в Гринторпе до такой глупости не дошли и к ученической форме никакие дополнительные аксессуары не прилагались. Зато учителя должны были надевать на урок поверх свитера черную мантию с рукавами до середины локтя, покроем напоминающую детскую распашонку, и академическую шапочку с кисточкой. Но Веттели, собиравшийся не на урок, а на завтрак, решил, что в обеденном зале можно обойтись без них.
И совершенно напрасно.
Едва он успел спуститься по башенной лестнице и выйти в коридор левого крыла, как его окликнул строгий и неприятно хриплый голос:
– Молодой человек! – Веттели обернулся. – Да-да, я к вам обращаюсь! Вы из какого класса? Вы новенький? Почему я не вижу вас на занятиях? И реферат по новейшей истории вы до сих пор не сдали, а последний срок истек еще вчера!
Кругленький низенький господин средних лет, с заметной лысиной в седеющих волосах, в теплом сером шарфе вокруг горла (не иначе простуженного), стоял руки в боки и с праведным негодованием смотрел на него поверх таких знакомых и отвратительно круглых очков.
«До чего неприятный тип!» – подумал Веттели, но ответил очень учтиво:
– Простите, сэр, боюсь, вы ошибаетесь. Я не ваш ученик, а новый преподаватель по военному делу. Норберт Веттели к вашим услугам.
– Неужели? – Его еще раз оглядели с ног до головы очень неодобрительным и недоверчивым взглядом. – Что ж, я проверю. И если выяснится, что вы морочите мне голову…
Веттели постарался улыбнуться как можно любезнее.
Историк погрозил ему пухлым пальцем, поправил кашне и с обиженным видом удалился, даже не представившись.
Веттели свернул за угол, в главный коридор, и снова услышал голоса за спиной – юношеские, ломкие.
– О! А это еще кто такой? Новенький? С какого курса?
– С выпускного, наверное. Вроде с их этажа идет.
– Ну да! В выпускной новичков не берут, забыл, что ли?
– Правда… Так что, он к нам, что ли? Надо тогда с него…
Дослушивать, что от него еще хотят, кроме реферата по истории, Веттели не стал. Именно в этот момент он поравнялся с большим зеркалом у входа в гардеробную мальчиков – и вздрогнул. Из зеркала на него изумленно смотрел он сам, но не нынешний боевой офицер, прошедший войну, а школьник, причем даже не выпускного класса. Потому что в шестнадцать лет он был здоровым, спортивным юношей со свежим цветом лица, а за полгода до этого вместе с половиной школы переболел скарлатиной и выглядел примерно как сейчас. Разве что выражение лица было мягче, подбородок не знал бритвы, и на лбу еще не появился маленький шрам от прошедшей вскользь пули. Но если не вглядываться в детали…
В общем, больше он не медлил.
