Игра в кости - Камилла Лэкберг
Они поднялись со скамейки и направились к выходу.
– Когда ты встречаешься с Тенью? – Мина кивнула охраннику у подножья эскалатора. – Я прослежу, чтобы там была половина полицейских этого города. Мы арестуем его, как только ты освободишь семью. Я лично сделаю все возможное, чтобы запереть твою Тень на долгие годы.
– Благодарю, – Винсент вздохнул. – Оба мы знаем, что это не сработает. И первым на связь выходит Тень. Я не знаю пока, когда и где мы встретимся в следующий раз, но он точно не допустит, чтобы полиция его схватила.
Мина согласилась. Как же она ненавидела себя в такие моменты, когда ничего не могла сделать! Тем не менее Винсент был прав. И это он не разрешил ей привлекать полицию, чтобы не подставлять семью. Мина даже представить себе не решалась, через что пришлось пройти менталисту.
Когда они вышли из дверей станции, солнце пробилось сквозь облака, и его лучи согревали лицо. В это время года на Хёторгет обычно слякоть, вне зависимости от того, сколько снега в других районах города. Но сегодня площадь так и сверкала.
Повсюду Мина видела веселых, наслаждающихся хорошей погодой людей. Торговцы, как повелось испокон веков, нахваливали свой товар, перекрикивая друг друга. Мимо прошла незнакомая женщина и широко улыбнулась Мине. Люди как будто почувствовали каким-то образом, что чудом избежали смерти.
– Куда направимся? – спросил Винсент
– Поехали ко мне, в Орсту, – ответила Мина. – Может, у меня и не получится арестовать Тень, но одного я тебя не оставлю. Натали сегодня с Никласом. Она отказывается оставить его хотя бы на час. В Тюрешё я тебя тем более не пущу. Что ты будешь делать в пустом доме? Я намерена вместе с тобой дожидаться звонка Тени. Разрешаю даже спать со мной, пока все это не закончится.
Харри все еще у бабушки, которая с радостью согласилась за ним присмотреть.
Юлия объяснила, почему ей нужна помощь, тем, что с утра все летит к черту. Чистая правда, и это не про столпотворение в метро. К черту летела ее семейная жизнь.
Торкель должен был вернуться с работы. Юлия ничего не сказала про бабушку, потому что не знала, как он отреагирует. Истинная же причина отсутствия в доме Харри заключалась в том, что им нужно было наконец поговорить о том, что до сих пор оба предпочитали замалчивать. О будущем. О них. О Харри.
Припарковавшись на подъездной дорожке перед домом, Юлия некоторое время оставалась в машине. Разговор пойдет проще, если она как следует к нему подготовится. То, что Юлия решилась наконец затронуть с Торкелем болезненные темы, совсем не означало, что она определилась с тем, что сказать. До сих пор у нее не было четкого плана действий. Мозг и сердце вели друг с другом непрекращающуюся полномасштабную войну с перевесом то одной, то другой стороны.
Маленькие красные санки Харри прислонены к стенке дома – мелочь, заставившая ее сердце болезненно сжаться. Как долго они с Торкелем боролись за то, чтобы видеть возле этой стены детские санки. И оба потерпели поражение. Возможно, когда-нибудь Юлии удастся разобраться в их отношениях, проанализировать ошибки и выяснить наконец, что произошло. Но не сейчас. Да и так ли это важно. Разве не достаточно видеть, что что-то произошло?
Или, пренебрегая анализом, Юлия лишает себя возможности учиться на своих ошибках?
Уф! Она несколько раз легонько стукнулась лбом о руль. После чего глубоко вздохнула и вышла из машины.
Снег только что выпал и лежал вокруг дома чистый и нетронутый. Никаких следов, в том числе и от машины Торкеля, что совсем не означало, что его нет дома. Одной из тем их вечных супружеских препирательств было то, что Торкель постоянно одалживал свою машину брату.
Открыв дверь, Юлия еще раз глубоко вздохнула, потопталась на коврике в прихожей, стряхивая с обуви снег, и сняла куртку. Света в доме не было, если не считать свечей адвента и гирлянды на рождественской елке.
– Эй! – позвала Юлия.
Нет ответа.
Она нахмурилась. Торкель действительно должен быть дома. Юлия прошла в гостиную, затем в спальню. Его нигде не было. Она включила потолочное освещение, прикидывая, где он может быть. На первый, сторонний, взгляд, ее беспокойство выглядело смешно. Торкель вполне мог отлучиться в «Куп». Но что-то подсказывало Юлии, что это не так. Атмосфера в доме стала другой.
Включив свет на кухне, она увидела конверт, прислоненный к большой белой свече. Сердце заколотилось. Сразу захотелось одеться, обуться, сесть в машину и уехать куда-нибудь, только бы не читать того, что там написано. Но письмо, так или иначе, было. И его невозможно было заставить исчезнуть одной только силой мысли.
Юлия села на кухонный стул. Мебель на кухне антикварная, из дома бабушки Торкеля. Они потратили половину лета, чтобы отполировать эти стулья, покрасить по всем правилам искусства. И так потом гордились этим.
Юлия медленно открыла конверт указательным пальцем. Достала сложенный листок бумаги, развернула и внимательно прочитала, держа дрожащими руками.
Жизнь.
Письмо.
Финал.
Дочитав до конца, некоторое время просто сидела и смотрела перед собой. Потом взяла со стола зажигалку, щелкнула. Мягко поднесла листок к пламени свечи и смотрела, как медленно обращается в пепел белая бумага с черными буквами.
Когда все закончилось, она встала. Надела куртку, еще мокрую от снега, вышла и погрузила красные санки в багажник. Пора ехать за Харри. Заодно покатать его на санках. Это единственное, что теперь имеет значение.
Винсент проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он лежал на боку, обняв Мину. Оба уснули в халатах. У Мины отыскался халат и для Винсента, который, правда, едва доходил ему до колен. Но это не имело значения.
Вчера, вернувшись домой, она первым делом приняла душ. Простояв под обжигающе горячей водой больше часа, обрезала волосы, еще короче, чем два года назад, после приключений на ферме Ванхагена.
Потом Мина разрыдалась, и Винсент молча держал ее в объятиях, пока это не закончилось. Ни он, ни она не находили в себе сил рассказать о том, через что им пришлось пройти.
Тень так и не позвонил.
Должно быть, ночью они все-таки сняли халаты, потому что Винсент вдруг обнаружил, что лежит на кровати в шортах. А Мина в майке и трусах. Она прижалась к его груди теплой спиной, а затылок находился всего в нескольких сантиметрах от его лица.