Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова

Самое странное, что прежде когда он все эти награды получал, то чувствовал себя польщенным, гордился, можно сказать, и даже не подозревал, что когда-нибудь они станут его тяготить. Должно быть, это потому, что всему свое место: военным регалиям – на войне, вязаному свитеру – в мирной жизни, сказал себе Веттели.

Но по пути встретил Токслея и обнаружил, что тот и не думает стесняться своих наград, наоборот, гордо несет их на груди, хотя окружающие таращатся на него ничуть не меньше. Высокий, статный, красивый, сверкающий орденами лейтенант был великолепен – живое воплощение мужества, надежности и уверенности в себе. Рядом с ним и Веттели почувствовал себя спокойнее.

Стоя в первом ряду перед сценой, он гадал, что такого привлекательного находят люди в малышах, лепечущих глупые стишки? Читают дети за редким исключением плохо, забывают слова, порой дело вообще заканчивается слезами. Зачем мучить чтецов и слушателей? Почему-то раз за разом, год за годом, во всех школах Соединенного Королевства, а может, и всего мира, на сцену вытаскивают несчастных первокурсников и с умиленным видом наблюдают их терзания.

Другое дело – школьный спектакль. Вот он Веттели действительно понравился, особенно конь рыцаря Ланселота, составленный из двух парней-старшекурсников, соломенной головы и специально сшитой накидки. Парни были рослыми и крепкими, но все-таки конь смешно приседал и растопыривал ноги всякий раз, когда сэр Ланселот громоздился на него верхом. Воистину это было самое приятное впечатление из всего мероприятия! Хорошо еще, что церемония закончилась сравнительно быстро – королевские визиты редко бывают продолжительными.

Уже позднее Эмили рассказала ему, что ее величество отметила их с Токслеем в своей речи, назвав «молодыми героями», и призвала «подрастающее поколение» брать с них пример. Стало досадно, что прослушал. Ведь не каждый день королева упоминает тебя лично в разговоре… Но чтобы кто-то брал их с Токслеем себе в пример?

К сожалению, подрастающее поколение наказу своей королевы вняло.

После уроков к нему в класс явились трое: Гальфрид Стивенсон, Джон-Бартоломью Нурфлок и Ивлин Бассингтон, злополучный шестой курс. Веттели не без гордости отметил про себя, что уже помнит всех троих по именам. Поначалу-то он отчаянно путался в собственных учениках, детские лица казались до отвращения одинаковыми. С новобранцами в этом плане было легче, у них уже начинала прорезываться индивидуальность.

В руках каждый из вошедших держал тетрадь.

– О! Неужели хотите сдать письменное задание досрочно? – удивился Веттели. Все трое особого усердия и интереса к естествознанию прежде не выказывали.

– Нет, сэр, мы не затем… – возразил Нурфолк, заметно смутившись, из чего Веттели сделал далекоидущий, но безошибочный вывод, что парень не рассчитывает сдать его даже в срок.

– Мистер Веттели, – бойко, отрепетированно затараторил Стивенсон, одновременно толкая товарища кулаком в бок, чтобы помалкивал и не сбивал, – мы корреспонденты нашей любимой школьной газеты. Мы пришли к вам, чтобы взять интервью.

– Интервью? – изумился Веттели. Во-первых, существование «нашей любимой школьной газеты» до сих пор проходило мимо его внимания, он даже не подозревал, что таковая имеется в природе. Во-вторых, он представления не имел, чем может быть ей полезен человек, проработавший в Гринторпе всего месяц. – О чем?!

– Ну, о войне, разумеется, – снисходительно пояснил Стивенсон. Дескать, чем еще ты нам можешь быть интересен? Уж конечно, не своим естествознанием!

– О войне. Так. Понятно. Господа, война длилась пять лет, всего не перескажешь. Вы бы не могли конкретизировать?

– А? Чего?

– Уточнить, о чем именно вам рассказать, – терпеливо разъяснил Веттели.

С полминуты они молча переглядывались. Потом Бассингтон нашелся – выпалил кровожадно:

– Расскажите, как вы в первый раз убили врага, сэр! – Глаза у мальчишек разгорелись. – Вы ведь это помните, сэр?

О да, Веттели помнил, хорошо помнил белозубо хохочущее лицо человека, еще не успевшего понять, что он уже мертв…

Наверное, не стоило рассказывать детям в подробностях такие страшные вещи. Интервью в «нашей любимой школьной газете», носившей странное название «Глаз Гринторпа», так и не появилось. И больше с подобными расспросами к Веттели никто не приставал. Но ощущение холода внутри долго не хотело проходить, пробудившиеся воспоминания всегда засыпают тяжело.

Ноябрь опустился на Гринторп мягким туманным облаком. Но это был совсем не тот душный, тягостный, перемешанный с желтым смогом туман, что так мучил Веттели в Баргейте. Он не угнетал, наоборот, успокаивал. Окутанная им действительность еще больше походила на сказку, тихую и домашнюю, из тех, что детям рассказывают на ночь.

Погасли яркие краски ранней осени. Опавшая листва больше не шуршала под ногами, а стелилась мягким, заглушающим шаги ковром. В парке еще сильнее пахло дубом, в деревенских садах – размокшим вишневым клеем. Грядки мистера Харриса опустели, только посередине торчали на длинных кочерыжках три крупных капустных кочана, оставленные специально, в дар какому-то из домашних духов. Дух воспользоваться подношением не спешил, зато до него добрались ученики. В один прекрасный день мистер Харрис обнаружил, что с грядки на него, растопырившись, таращатся красными глазами три головоногих зубастых чудища, одно другого безобразнее. Возмущению бедного математика не было предела, он рвал, метал и обвинял молодое поколение в разнузданном вандализме и чуть ли не в святотатстве, а их классных наставников – в пренебрежении служебными обязанностями. Разгорался скандал.

К счастью, рядом оказалась профессор Брэннстоун. Она очень натурально изобразила недоумение: «Как?! Мистер Харрис, разве вы не знаете? Это же древняя кельтская мистическая традиция, восходящая корнями к…»

Куда именно восходила корнями несуществующая кельтская традиция, для Веттели осталось загадкой, потому что ведьма взяла математика за локоток и под шумок, не переставая что-то вдохновенно вещать, увела из учительской комнаты. Увязаться следом Веттели не решился из опасения не сдержаться и смехом испортить все дело. Когда же через пару уроков он пристал к Агате с расспросами, она только отмахнулась:

– Милый мой, неужели вы думаете, будто я в состоянии воспроизвести весь тот бред, что несла ради поддержания мира и согласия в нашем коллективе? Ешьте-ка лучше пирог и не забивайте голову чепухой.

Пирог на этот раз был с тыквой. Восхитительный пирог. Пожалуй, стоило отнести кусочек Гвиневре.

Идти в парк пришлось одному, Эмили оказалась занята по горло – прививала ученикам оспу. Вообще-то она должна была делать это вместе с коллегой Саргассом. Но, как назло, у кого-то из подопечных случился приступ аппендицита, доктор повез страдальца в город, а на хрупкие плечи мисс Фессенден легла вся