Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова

Единорог шел, низко пригнув голову к земле. По-бычьи раздувались ноздри, из них шел пар. Глаза налились алым. Рог был нацелен на врага.

Веттели умел оценивать опасность и находить возможные способы ее избежать. Он ясно видел: теперь такой возможности нет. От заросшей орешником лощинки до ближайшего дуба было пять шагов – не добежишь.

– Гвиневра! Можешь меня уменьшить до своего роста?

– Ай! Не успею, не успею! Он уже идет!

Он шел, наступал неотвратимо, как сама смерть. «Наверное, это и есть расплата за грехи войны, – спокойно, отстраненно думал Веттели, не отводя взгляда от янтарного рога. – Торжество справедливости, так и должно быть. Спасибо добрым богам, что напоследок подарили мне месяц чудесной жизни… Ах, как же символично – быть убитым единорогом в туманном осеннем лесу… Жаль только, если Эмили огорчится».

Справедливость не восторжествовала, Эмили огорчаться не пришлось.

Всего шаг отделял зачарованного зверя от его жертвы, Веттели уже чувствовал его горячее дыхание. Единорог чуть приподнял голову, прицеливаясь для удара… и вдруг отпрянул в ужасе, будто ужаленный змеей. С жалобным ржанием поднялся на дыбы, развернулся, едва не задев Веттели белым боком, и галопом помчался прочь, рассыпаясь на искры, растворяясь в тумане на скаку.

Веттели долго смотрел ему вслед. Облегчения не было – лишь недоумение. Он чувствовал себя едва ли не обманутым.

– Ты видел, видел?! – Фея возбужденно запрыгала у него на плече. – Убежал! Он тебя испугался! Испугался! Знаешь почему? Потому что ты не человек! Ты – кто-то злой и опасный, я тогда сразу поняла!

Вот тут Веттели наконец почувствовал, как душу холодной липкой паутиной опутывает страх. Вдруг вспомнились история из книги и жуткий сон о раздвоении личности. «Ты кто-то злой и опасный»! Кто же он такой, что от него даже единороги шарахаются? Наверное, он заметно изменился в лице, потому что Гвиневра сочла нужным его утешить. Встала на цыпочки, дотянулась до лица, чмокнула в щеку около уха:

– Ну что ты, не расстраивайся, милый! Я же все равно тебя люблю, какой уж есть.

Может быть, фея знала какое-то волшебство? К тому моменту, как они вернулись в школу, от испуга его не осталось и следа, и вечером он описывал Эмили происшествие в самых веселых красках.

С нового года работы у Веттели заметно прибавилось.

Профессор Инджерсолл, наглядно убедившись в героическом прошлом своего нового сотрудника, решил, что его бесценный воинский опыт даром пропадать не должен. Пора его уже наконец передавать подрастающему поколению, как было запланировано вначале. И в ноябрьском расписании Веттели не без грусти обнаружил, что к естествознанию прибавились часы военного дела для двух старших курсов.

Морочить себе голову он пока не стал: собирался начать со строевой подготовки – с нее и начал. Казалось бы, что может быть проще? Но солдаты никогда не задают вопроса «зачем это нужно?». Про себя, конечно, думают, но вслух сказать не осмеливаются, делают, что велено, и помалкивают. А школьники – те задают. И им надо отвечать по возможности умно и без грубостей.

Если кто-то из солдат все же решился бы задать ему такой вопрос, он ответил бы прямо: строевая муштра нужна затем, чтобы у вас не было времени пить и шляться по бабам, чтобы вы научились знать свое место, чтобы отвыкли думать, а привыкли исполнять приказы и, когда придет пора подыхать, делали это так же четко и слаженно, как поворот кругом или перестроение в шеренги. Так он бы им сказал, и это в значительной мере было бы правдой. Но для учеников подобный ответ не годился, пришлось выразиться иначе: строевая подготовка повышает воинскую дисциплину и слаженность действий солдат, учит без лишних раздумий выполнять команды.

– А почему, когда выполняешь команды, не надо раздумывать, сэр? – наивно моргая, полюбопытствовал Ангус Фаунтлери – маленькое, хилое существо, столь же чуждое всего военного, как фея Гвиневра или авокадо мистера Харриса.

– Потому что, пока вы будете раздумывать, мистер Фаунтлери, вас уже успеют убить.

Утверждение было спорным и напрямую зависело от личности того, кто команды отдает. Но на учеников оно произвело должное впечатление, они притихли, поэтому и Веттели углубляться в тему не стал, решив, что с годами сами все поймут, а пока пусть себе маршируют строем. Без лишних раздумий.

Нет, не нравилось ему вести военное дело, не нравилось до отвращения. Раздражала необходимость напяливать старую форму, раздражали ученики, не попадающие в ногу и не умеющие запомнить порядок перестроений, раздражал даже собственный голос, привычно отдающий короткие строевые команды. Зарядили осенние дожди, маршировки пришлось отменить, перешли к теории, но веселее не стало. Поневоле приходилось думать о том, о чем хотелось забыть навсегда.

Каждая новая тема урока тянула за собой целую цепь тягостных воспоминаний. Веттели казалось, будто его медленно, но верно затягивает обратно трясина, из которой он только что чудом выбрался. Днем он еще мог с этим бороться, но война пробралась в сны. Он стал просыпаться по три раза за ночь, дрожащий и мокрый как мышь. Сюжеты своих кошмаров почти не запоминал – только общее ощущение смертельной опасности, страха, крови и грязи. После таких снов наутро болела голова и вокруг глаз ложились синие круги.

Скоро Эмили заметила неладное.

– Берти, что у вас за вид? Вы здоровы? Если вы завтра же не сходите к Саргассу, я его сама к вам приведу, так и знайте. Я не шучу.

К Саргассу он, конечно, не пошел, а пошел к профессору Брэннстоун – не знает ли она, случайно, средства от дурных снов?

Ведьма смерила его скептическим взглядом и высказалась в том духе, что средство от дурных снов она «случайно» знала еще до того, как выучилась читать и писать, и незачем было мучиться целую неделю, надо было сразу прийти. Проколола ему палец швейной булавкой, кровью вывела на белом листе бумаги огамическую букву «гетал», пробормотала трижды «Великий мир вам», бросила бумажку в камин, плюнула туда же… И Веттели наконец вспомнил, как профессор Мерлин еще на третьем курсе учил их избавляться от дурных снов и они с большим увлечением плевались в профессорский камин. Так что мог бы и не беспокоить коллегу, а проделать все самостоятельно. Вышло бы даже лучше, потому что магия мисс Брэннстоун оказалась