Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер

и названный «Нью-Йорк таймс» «новой страницей в истории американской литературы восьмидесятых». Боже мой, какими же мы были потрясными. Мерили такой и осталась. Сперва получила «Тони»[8] за участие в постановке по пьесе Мэмета[9], потом «Оскара» — за фильм Вуди Аллена. Ее фотография появилась на обложке журнала «Тайм». А я иссяк, во всех смыслах. Ни тебе второго романа, ни брака. Я сломался. Впрочем, сейчас все позади. Теперь я счастлив — насколько только может быть счастлив человек, понимающий, что лучшие его дни уже в прошлом. Даже сел за второй роман, но дело шло туго, буквально по капле. Так что большой вопрос, что подойдет к концу раньше — моя жизнь или работа над рукописью. Может, мне надо чуть подрасти? Кто знает. Ну а пока я сводил концы с концами поденщиной, трудясь литературным негром. Гордиться тут нечем, но я идеально подходил на эту роль. Отчасти потому, что в словах звезд вымысла куда больше, чем правды, отчасти потому, что когда-то и сам купался в лучах славы, и это меня, в отличие от коллег, роднило с моими соавторами-знаменитостями. Как там говорила Норма в «Бульваре Сансет»? «У великих звезд и гордость непомерная». В яблочко. Лучше и не скажешь.

Ну и разумеется, то, чем я занимаюсь, сопряжено с определенным риском, пусть и небольшим. Будучи литературным негром, я роюсь в секретах и тайнах звезд — секретах как давнишних, так и нынешних. Время от времени подобные мои изыскания приходятся кому-то не по нутру. Но я вооружен не пистолетом, а пером и не ищу приключений и опасностей. Они сами находят меня.

Ужинать я решил в гостинице — а вдруг Ти-Эс все-таки соберется позвонить. Я выглядел ослепительно: темно-синий костюм от Джафранко Ферре, накрахмаленная белая рубашка, серебряные запонки, бордовый в белый горошек галстук-бабочка и подтяжки из телячьей кожи. Когда мы с Лулу спускаемся в подвал, где располагается роскошный обеденный зал, нас встречает шепоток.

За одним из столиков в обществе шикарной блондинки сидел Крис Рив[10], прилетевший в Лондон, без сомнения, на съемки очередного «Супермена». Кажется, уже одиннадцатого по счету. Как-то раз Мерили играла с ним в одной пьесе, в результате чего я узнал, что единственная сверхспособность, которой обладает Крис в реальной жизни, — навевать невероятную скуку. Я проскользнул в крошечный бар, где меня загнал в угол наследник стального магната из Питтсбурга и принялся уверять, что пару десятков лет назад, еще в студенчестве, мы соревновались в метании копья. Я его не помнил; впрочем, у меня в последнее время проблемы с памятью. Зашла речь о моем романе. Оказывается, он пришелся моему собеседнику по вкусу. Я угостил его. Точнее, это Ти-Эс его угостил.

Притаившись за угловым столиком, я поужинал утиным паштетом и отбивными из ягненка, запив их бутылочкой «Кот-дю-Рон». Лулу получила морского окуня, жаренного на гриле. На десерт я взял кусочек пирога с грушей, кофе и бокал кальвадоса. Лулу принесли еще порцию рыбы. Ти-Эс все не звонил. Тогда мы с Лулу отправились на небольшую прогулку по чистеньким улочкам Южного Кенсингтона. Дождь стих. На улице стоял туман и царила унылая, мрачная атмосфера. Такая подходит для людей глубоких, основательных, умудренных. Чистое небо — для волейболистов, арбитражеров и сценаристов. Лулу постепенно осваивалась в Лондоне. Она радостно обнюхивала кусты, деревья и фонарные столбы, не пропуская ни одного. Перемазала лапы в грязи. Спать мы улеглись поздно. Ти-Эс так и не позвонил.

На следующее утро я отправился на Джермин-стрит[11]. Зашел во «Флорис»[12] и купил одеколон и тальк. В магазине «Тернбулл энд Ассер» приобрел шелковый халат в клеточку. Старый у меня увела Мерили — как и многие другие вещи, что не очень меня расстраивало, особенно если учесть тот факт, что Мерили смотрелась в них гораздо лучше меня. Молодой щеголеватый продавец по имени Найджел пытался втюхать мне безвкусные полосатые рубашки, но поняв, что это бесполезно, предложил обычные, белые. Оттуда я прогулочным шагом направился на Сэвил-роу[13], где заказал серый шевиотовый костюм и новые броги из кордовской кожи. Вернулся в отель — никто так и не звонил. Остаток дня я провел на балконе в обществе лондонского тумана, Лулу, одеяла, чайника с чаем, «Гленморанджи» и томика «Шесть десятилетий» — сборника рассказов Ирвина Шоу, которые я перечитываю раз в несколько лет из желания напомнить себе, что такое подлинное владение пером. Телефон молчал. Я сходил на спектакль по новой пьесе Эйкборна[14]. По-прежнему никто не звонил.

Звонок разбудил меня посреди ночи.

— Похоже, произошла ошибка.

Голос в трубке звучал вежливо и культурно. Никаких следов знаменитого ливерпульского говора. Джей предупреждал, что в жизни Ти-Эс разговаривает вовсе не так, как на публике, — все это напускное.

— Видите ли, я думал, что вы приедете на следующей неделе.

В ответ я не проронил ни слова. Просто слушал его дыхание. Судя по звукам, трубка застряла у Ти-Эс где-то посередине горла.

— Накладка, в общем, вышла, понимаете? — повторил он, уже с оттенком беспокойства.

Я по-прежнему молчал.

Умолк и он. Наконец, после долгого, очень долгого молчания, он произнес:

— Извините.

— Я приеду на утреннем поезде, следующем до Гилфорда. Позаботьтесь о том, чтобы меня встретили.

— Да-да. Конечно. Разумеется.

— Вы больше ничего не хотите сказать?

— Например?

— Ну, например, может, вы признаетесь, что никакой накладки не было? Что вы намеренно проигнорировали мой приезд, чтобы выяснить пределы моего терпения. Мне бы хотелось взять с вас обещание, что больше такого не повторится.

В трубке послышалось хмыканье. Мне вспомнилась злобная ухмылка Джолли — героя рок-оперы группы Тристама на пиратскую тему. В начале семидесятых было продано то ли восемь, то ли девять миллионов пластинок, а потом Кен Рассел[15] снял по ней фильм, совершенно тошнотворный.

— Не надо давить на меня, корешок, — прорычал он. — Отдача замучает.

А вот теперь уже чувствовалось, что со мной разговаривает волчара, который прогрыз себе путь наверх с самого ливерпульского дна.

— Вот и договорились. Пусть отдача мучает кого-нибудь другого, а с меня хватит. Я с вами работать не буду.

Я повесил трубку и стал ждать, когда Ти-Эс перезвонит. Звезды всегда перезванивают, когда я бросаю трубку. Они не привыкли к подобному обращению. Звездам нравится, когда им бросают вызов.

Когда телефон зазвонил снова, я выждал три длинные трели и только после этого снял трубку. В ней снова послышалось тяжелое дыхание. Наконец, раздался голос:

— Больше такого не повторится.

— Благодарю вас. Спокойной ночи, Тристам.

— Спокойной ночи, Хогарт.