Первый день смерти - Карина Тихонова

– Вы меня слышите?!

Гомер вздрогнул от резкого окрика. Невольно помассировал левую сторону груди и тихо ответил:

– Я слышу. Просто обдумывал ваш вопрос.

– Вы должны были все обдумать до того, как я спрошу, – уколол Одиссей.

Гомер покорно кивнул. Должен. За те деньги, что ему пообещали, он просто обязан это сделать. Одиссей смягчился.

– Ладно, – сказал он. – Будем действовать по обстановке. Но на всякий случай наметьте отходные пути. И вызовите Геракла, скоро его выход.

С этими словами он открыл дверцу «Газели» и скрылся в темноте.

Гомер достал из кармана валидол, бросил под язык таблетку, дождался, когда во рту разольется мятная свежесть. Сердце барахлит все сильней, но нужно продержаться до конца. Завтра из пяти лабораторных мышек в живых останутся четыре. Кто следующий?

Гомер задумчиво вертел ручку. Одиссей предложил ему для работы отличный мощный ноутбук, но старые привычки оказались живучими. Гомер привык писать от руки и не желал осваивать компьютер. Правда, никогда раньше ему не приходилось сочинять такие страшные сказки, как сейчас. Жизнь меняется, и ничего с этим не поделать.

Чтобы лучше сориентироваться, Гомер достал толстую папку с собранной информацией, перелистал странички. Досье Стаковской отложил в сторону сразу, девушка, считай, уже вне игры. Потом не удержался и просмотрел давно изученный текст новым взглядом.

Стоковская Марина Леонидовна. Дочь дипломата и светской львицы. Родители разошлись давно, дочери было лет семь. Мать вернулась в Москву, где продолжает вести гламурный образ жизни, отец остался на дипломатическом поприще, дочь повисла между небом и землей. Одно время ее перекидывали с места на место, как футбольный мячик, потом определили в интернат, созданный специально для богатых проблемных детишек. Отец видится с дочкой раз в год, мать не видится вообще: семнадцатилетняя барышня не соответствует имиджу тридцатилетней женщины. Неудивительно, что Марина Стаковская превратилась в верблюжью колючку.

Гомер снова поймал себя на неуместном чувстве жалости. В последнее время оно все прочнее утверждалось в ноющем сердце и здорово мешало работать. Он с досадой отогнал крамольные мысли, достал мобильник и позвонил Гераклу. Как сказал Одиссей, пора готовить на выход новое действующее лицо.

Глава 9

Утром меня разбудил негромкий Маринкин бубнеж.

– Да, правильно. Чай без добавок. Девушка, вы что, плохо слышите? Вы меня постоянно переспрашиваете! – Пауза. – Извиняю, извиняю. Ладно, с чаем определились. Теперь о еде. Принесите два яйца, сваренных вкрутую. Полейте майонезом. Только обыкновенным майонезом, без перепелиных яиц! «Провансаль»? Подойдет. Дальше.

– Мне пару бутербродов с ветчиной, – сонно промямлила Дунька.

Я открыла глаза и сказала:

– А мне кофе с молоком.

Маринка продиктовала оператору наш заказ и положила трубку.

– Который теперь час? – спросила я, зевая.

– Одиннадцатый.

– Рано еще! – вклинилась Дунька. – Чего ты подскочила?

– Черт его знает! – Маринка тяжело вздохнула. – Не спится.

– А нас зачем разбудила? – не отставала Дунька.

Маринка прыгнула на Дунькину постель, как пантера. Послышались возня и приглушенный визг. Я сладко потянулась. Несмотря на печальные вчерашние мысли, пробуждение оказалось приятным, а настроение хорошим.

– Хватит вам, – сказала я девчонкам.

Дунька взвизгнула в последний раз. Маринка слезла с нее и прошлепала в туалет. Дунька повернулась ко мне.

– А мальчишки? – спросила она. – Нужно им завтрак заказать!

– Если они проснулись, – возразила я.

– Ванька вряд ли, а Севка наверняка проснулся. Надо его позвать. У него денег нет.

– Звони, – сказала я коротко.

После вчерашнего разговора я избегала упоминаний о Севке. Неужели Дунька права, и я не замечаю очевидного? Неужели Севка на меня «запал»?

Вернулась Маринка. Дунька схватила телефон, а я потопала в ванную. Не знаю, «запал» он на меня или нет, но выглядеть я должна прилично. Пока я умывалась и приводила себя в порядок, Дунька успела созвониться с мальчиками. Ванька, как она и предсказывала, еще не проснулся, а Севка с радостью присоединился к нашей компании. Я вышла из ванной и сразу увидела его: подтянутого, отглаженного, аккуратно причесанного. Дисциплинированный юноша, что тут еще скажешь...

– Привет! – сказал он мне, сияя. – Как спала?

– Отлично. А ты?

– Тоже нормально.

Мы немного помолчали. Меня не оставляло неприятное чувство, что девчонки за нами наблюдают.

– Ладно, расслабьтесь, – сказала наконец Маринка.

Она успела влезть в халат и даже причесаться. Дунька не соблаговолила умыться и щеголяла в пижаме.

– Севке завтрак заказали? – спросила я.

– Нет, он на нас смотреть будет, – язвительно ответила Маруська. Она порылась в своей сумке: – Девчонки, у кого «ланкомовский» набор?

– У меня, – отозвалась Дунька.

Маринка вытащила из-под кровати Дунькину сумку, расстегнула молнию и вытряхнула содержимое на ковер. В этот момент я вспомнила баллончик с краской, которым была разрисована стена в спальне. Человек, сделавший эту мерзость, прятал баллончик во дворе, потому что в его сумку мог забраться любой из нас. Как правильно заметила Маринка, все сумки у нас общие. Неужели незнакомец на самом деле член нашей компании? Кто же?..

– Эй! Аккуратней нельзя? – разозлилась Евдокия.

Маринка ответила не сразу. Нашла косметичку, раскрыла ее, пошарила внутри.

– Сами соберете, – сказала она деловито. – Я опаздываю. Жан будет ждать меня в холле в двенадцать.

– Жан? – переспросил Севка с интересом.

– Это француз, – пояснила Дунька. – Маринка закадрила его вчера вечером.

Севка помолчал, наблюдая за Маринкиными пассами с косметическими принадлежностями, а потом задал осторожный вопрос:

– Далеко собрались?

– Не знаю, – отозвалась Маринка. Она внимательно разглядывала свое лицо в небольшом овальном зеркальце. – Покатаемся на тройке и назад.

– Сто евро в час, – тут же наябедничала Дунька. Маринка оторвалась от зеркала, взглянула на нее, и Дунька поторопилась добавить: – Платит француз. Он Марусю пригласил.

– Что за француз? – тут же спросил Севка.

– Хрен его знает, – ответила Маринка. – Отдыхает в нашей стране от комфортной французской жизни.

– Чем занимается? – продолжал Сева настойчиво.

Маринка опустила зеркало и удивленно воззрилась на него.

– Я почем знаю?

– Ты не боишься ехать одна с неизвестным человеком? – не отставал Севка.

– Пошел ты! – «вежливо» отозвалась Маруся. – Может, мне тебя папочкой называть?

Севка почесал за ухом.

– Мне это не нравится, – проинформировал он пустое пространство.

– А