Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов
— Надо уметь меняться, не меняясь.
— Где ты узнала мой адрес?
— Твой напарник по кабинету сказал.
От нее пахло… Не духами и не дезодорантами, а не то арбузом, не то свежевыловленной корюшкой. Нет, скошенной травой от нее пахло.
— Ты зачем пришла?
— Как? — удивилась она от души.
— Тебя приглашали?
Какое там приглашение, если майор прямо указал на нее, как на очевидную подозреваемую. Вместо ответа она прикоснулась пальцами к моей руке.
— В жару дама должна вызывать у мужчины чувство прохлады.
— Жары нет, и ты не дама, — разозлился я.
— Почему держишь человека за дверью? — охладил меня голос подошедшей Лолы.
Человек этим воспользовался и шагнул в переднюю. Моей злости прибавилось, но злости странной: в лице она наверняка не проступала.
— Тогда познакомь, — предложила Лола.
— Это твоя мама? — доброжелательно поинтересовалась Белокоровина.
Махровый коричневый халат плотное Лолино тело, так сказать, медвежатил. Красный шарф на мокрой голове выглядел кичкой; бабулька с пирогами.
— Не мама, а жена, — отрезала Лола.
— Он сказал, что не женат, — слабо удивилась Люба.
— Что тут происходит? — В Лоле заговорил руководитель.
— Вот именно, — поддержал я.
— Кто вы такая и зачем пришли? — Лола все активнее входила в должность.
— Пришла, чтобы выйти замуж, — призналась гостья с нескрываемой радостью.
— За кого? — опешила Лола.
— Не за вас же.
Мне надо было говорить, мне надо было действовать… Меня же заклинил какой-то веселый спазм. Еще бы: красивая молодая девушка делает мне предложение. Лолу тоже заклинил спазм, но она с ним пробовала справиться.
— Что за дурь? На каком основании…
— Основание есть, — перебила Люба.
— Какое же?
— Я провела с ним ночь.
— Провела? — спросила Лола уже у меня.
— Провела, — пришлось мне признаться. — Но я ее допрашивал.
— И обещал на мне жениться, — самодовольно добавила Люба.
— Обещал? — не поверила Лола.
— Было дело, но в порядке следственной тактики.
Говорят, квадратные глаза. Лола смотрела на меня, словно я перевоплотился в инопланетянина. Ее обычно круглые глаза стали… нет, не квадратными — треугольными. Уж не знаю, что они излучали, но по моей спине побежала какая-то чешуйчатая рябь. Я поежился вопросительно: ждал крика, упрека, слез. Лола оказалась женщиной мудрой. Переспросила меня почти участливо:
— Ночь провел?
— Провел, но…
— Жениться обещал?
— Обещал, но…
— Тогда будь мужчиной — женись!
Она сорвала с головы красную кичку и скрылась в комнате. Минут пять ее не было. Мы стояли друг против друга: Люба улыбалась, и, как ни парадоксально, улыбался я, видимо, улыбкой человека, получившего бутылкой по голове.
Уже в куртке, уже с сумкой, Лола на скорости раздвинула нас, как ледокол, и ушла, хлопнув дверью. Одурение меня отпустило. Мне захотелось на эту Белокоровину гаркнуть матюжно. Но вместо гарка я сообщил ей почти соболезнующе:
— Люба, ты либо круглая дура, либо патологическая дрянь.
— Игорь, я не то и не другое.
— Что же ты, что?
— Подумай.
И она ушла — тоже.
30
А то мне больше не о чем думать. Уход Лолы почти не расстроил — раза три уходила. К маме. Вернется, тем более что повода нет, а есть недоразумение. В Бурепроломном навещу эту прикольную Любку и сделаю официальное внушение типа предупреждения.
Но в Бурепроломе я пошел на рабочее место Митьки Брыкалова. Встретил он меня, приплясывая:
— Не иначе как манят шашлыки.
— А почем?
— Для милиции за счет заведения.
— Только за деньги.
Так и не сошлись: бесплатно я не хотел, деньги он не брал. Похоже, шашлыками никто не интересовался, но огонь в его печке-монстре горел. Взрывпакет не то фыркнул, не то хохотнул:
— Милицию не шашлыки интересуют, а лесовозы.
— Соображаешь.
— Как не соображать, если ты бревна шевелил да водилу обыскивал. Чего шцешь-то?
— Соображай дальше, ты калач тертый.
— Я не вор, — понял он мой намек, — судился по экономической статье.
— И что же сделал?
— Морг неправильно приватизировал.
— Неправильно? Двух покойников на задворки выбросил.
— Они из чужого морга.
Удивляло не преступление, а Митькин тон — ни капли стыда. И так у большинства преступников. Признавали свою вину, рассказывали, подчас с подробностями, но не стыдились. Какой же дьявол выел стыд в русском человеке? В России быть преступником — не стыдно. Работают целые институты, разрабатывая способы борьбы с правонарушителями… Без толку. Преступность начнет замирать, когда ударить человека или обокрасть его квартиру будет стыдно.
Взрывпакет взялся за шашлыки: подкатили две девицы на «шестерке». Потом парнишка на какой-то иномарке. Затем семья на «мерсе». Автомобилей в городе, да и в мире, прибывало. Думаю, так где-нибудь в году две тысячи тридцатом на каждого человека будет по три машины, но кислород на планете кончится.
Я сел меж двух штабелей пустых ящиков так, чтобы с шоссе быть невидимым. За все время проехали всего два лесовоза и не остановились. От нечего делать я наблюдал за Митькой.
Он нанизывал мясо на шампуры, подбрасывал дрова, жарил, подавал, шутил — делал все ловко и весело. Нечто среднее меж официантом ресторана и трактирным половым. Какова же его роль в контрабандном потоке? И мне пришла дельная оперативная мысль: последить за его домом. Правда, там негде притаиться. А если сесть с биноклем у его соседа, того самого, который мечтает о ракете «дача-дача»?
Брыкалов отпустил клиентов и подошел ко мне. Он нагнул и без того гнутое тело, словно захотел меня клюнуть своим остро-горбатым носом. Я похвалил его:
— Клиенты довольны, спасибо говорят…
— Маленький рубль приятнее большого спасиба.
— У тебя богатый дом. И все не хватает?
— Опер, наивняк гонишь. Разве есть люди, которым денег хватает?
— Тебе, конкретно, зачем много денег?
— Опер, да у меня с десяток нерешенных проблем.
Я знал их. Женщины, развлечения, загрантуры, престиж, прибыль, иномарки… Разве это проблемы? Мне уже было известно, что истинные проблемы — любовь, состояние души, здоровье, счастье — не зависят от денег.
— У тебя же богатый дядя, — к месту напомнил я.
Взрывпакет взорвался:
— Кусок скотины! Дерьмом подавится, а рубля не даст.
— А Белокоровина его хвалит.
— Она сама кусок дуры. С ней-то дядька стелется, она ходит за ним.
— Он болеет, умрет, все твоим станет…
— Умрет? — бурно удивился Брыкалов. — Да он не только меня, но и Любку переживет.
— Разве? — удивился и я, правда, не бурно.
— Дядька жрет овес не хуже лошади. Пьет еловую воду, а весной пьет талую водичку. Ежедневно жует чеснок. А теперь начал употреблять перуанскую целебную траву «кошачий коготь»…
Занятный старик. Мне захотелось
