Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

— О «чистой» бомбе слыхал? О нейтронной?

— Конечно.

— Достать бы и шарахнуть. Имущество цело, а человека нет.

Что за народ в поселке? Один мечтает о ракете «дача-дача», второй о нейтронной бомбе. И я уточнил:

— Бомба на родного дядю?

Но ответ меня уже не интересовал, потому что лесовоз притормозил и остановился неуверенно. Я глянул на Митьку: у того был вид, словно не грузовик подъехал, а кошка пробежала. Я вылез из-за ящиков и подошел…

Сосновые бревна, которые прихватили из леса солнечную радость и запах. Да и могучесть прихватили неохватную. Лежали друг на друге со скальной тяжестью. Меж ними спичку не просунешь. Все-таки бревна круглые, плоскостного соприкосновения нет, поэтому какие-то пустоты могут быть. Да, но чтобы до них добраться, нужен кран.

Я смотрел на древесину, и в моей голове что-то забрезжило. Вернее, что-то моему взгляду помешало, вроде запотевшего стекла. Мне бы постоять… Но я направился к кабине и как бы стекло протер.

Водитель предъявил сопроводительные документы. Я спросил, показывая на коробку из-под пылесоса:

— Что в ней?

— Череп.

— Чей… череп?

— Гляньте.

Он коробку открыл. Темно-желтая кость, лежалая, полукруглой формы, с какими-то выступами и зазубринами. Крупный, килограмма на три-четыре. Но не человеческий.

— Череп кого?

— Верблюда.

— Зачем он?

— Мужик один просил для школы.

Верблюд — животное распространенное, и его череп для контрабанды неинтересен. Я вернулся к бревнам и теперь постоял дольше, но в голове ничего не забрезжило. Для чего водитель остановился? Съесть шашлык. Пока он ел, я вдыхал сосновый дух и чувствовал, что Митька не спускает с меня глаз. А я не спускал с лесовоза: номер у меня уже был записан, проезжал он тут, но водила другой.

Лесовоз отбыл. Да и я ушел с ощущением, что мною выполнена важная работа и другие грузовики уже ни к чему. Надо проанализировать. Где-то читал, что у человека подо лбом есть третий, глаз. Он сработал? Только забыл перевести на уровень сознания. Уже в автобусе, уже подъезжая к городу, уже на каком-то нервном подъеме…

Бревно! Оно. Которое в ширину неохватно. Которое похоже на желтого бегемота с черными сучками-ушками. Кряжи-на неповторимая. Не мог его сразу вспомнить, потому что не знал, в каком направлении копаться в памяти. Ошибиться я не мог. Оно, бревно-бегемот.

Зачем же его возят туда-сюда?

31

Если бы писатель вздумал описать лицо майора, то ничего бы не вышло. И никакого словесного портрета. Лицо мужчины — и все. Впрочем, я бы отметил одно качество, выразив его словом «крепость». Плотная кожа, каменные скулы, давящий взгляд… Уж, казалось бы, волосы — штука лохматая, но они лежали плоской черной покрышкой, словно из рубероида.

Я подробно доложил о результатах, если только они были. По лицу майора увидел, что были, только непонятно — с каким знаком.

— Палладьев, еще добавь икону, найденную участковым.

— К чему добавить?

— К общей картине. Тебе бы надо наведаться на таможню.

— Зачем? — спросил я, потому что контрабандный поток нужно перегораживать не в устье, а на истоке.

— Ознакомиться. Там компьютер фиксирует всех лиц, пересекающих границу.

Мне хотелось возразить, что нас интересуют не лица, а бревна. Я понимал желание майора соединить работу уголовного розыска с таможней, которая работала не от «человека», а от «преступления», и поэтому имела стопроцентную раскрываемость. Но у майора причина оказалась иной.

— Глянешь там на девиц с волосами цвета солнца и до плеч. Уже две задержаны.

— Не понял…

— Парики, в которые вплетены золотые нити.

— Для красоты?

— Для контрабанды. Золота по нескольку граммов.

Вряд ли это имело отношение к лесовозам. Впрочем… Спирт возили, иконы возили, людей перевозили… Все, что имело сбыт за рубежом.

— Палладьев, а кряж и верно возят туда-сюда? Не ошибся?

— Товарищ майор…

— Тогда анализируй.

— Думаю, под ним что-то прячут.

— Ты же говорил, что под бревна комар нос не подсунет…

— А если он короткий? Другой-то торец с той стороны, у кабины, не виден. Тогда там может образоваться пустое укромное пространство.

— Что думаешь делать?

— Номер лесовоза записан, водителя знаю. В следующий раз машину разгружу.

— А если кряж окажется заурядным длинным бревном?

Я не ответил, потому что кряж не мог оказаться заурядным длинным бревном. Допустим, не кряж, а равномерный ствол, идущий на конус: основание толстое, верхушка тонкая. В конце концов, я мог ошибиться — бревна, а не подобные треугольники. Нет, не мог: черные характерные ушки-сучки. Майор ждал. И я признался:

— Тогда не знаю.

— Потому что не читаешь историческую литературу, — сделал обычное парадоксальное заключение майор.

— Детективы читаю, — буркнул я.

— А если бы читал историческую, то знал бы, что в былые времена на Руси гробов не делали, а хоронили в домовинах.

— В домах?

— В выдолбленных стволах.

Я заметил за собой ерундовину: для меня думать — значит погружаться в глубокомыслие. Истину, лежащую на поверхности, могу и не заметить. Замечу, но не обращу внимания, потому что слишком просто. Проще некуда — выдолбленный ствол. Одна полусфера внизу, вторая наверху, как крышка.

Приметив мое уныние, майор сказал:

— Работай, копи информацию. Думаю, через недельку тебе поможем. Оперативно-розыскное бюро сигналит, что где-то создана перевалочная база. Не в Бурепроломном ли?

ОРБ — контора серьезная. Что мне ответить, если в долбленом бревне не разобрался? Не вытянув из меня ответа, майор, как мне показалось, перешел на другую, общеуголовную, тему:

— Палладьев, я не люблю присказку «в нашей работе мелочей нет». А почему не люблю?

— В зубах навязла.

— Нет, потому что мелочей нет в любом деле.

— Хотите сказать, что я упустил какую-то мелочь?

— Если бы мелочь…

Не хочу сказать, что я похолодел, но холодок по спине плясанул. Потому что от последних слов начальника повеяло морозцем.

— Товарищ майор, что я упустил?

— Череп.

— Верблюжий? — вспомнил я. — Они запрещены к вывозу за рубеж?

— Нет.

— В черепе была контрабанда?

— Нет.

— Тогда что же я упустил, товарищ майор?

— Неужели не заметил, что череп не верблюжий?

— Нет у меня знакомых верблюдов, — не удержался я от раздражения.

На него майор ответил тяжелейшим молчанием. Мне вдруг показалось, что у майора нет ни десен, ни зубов, ни языка — ничего нет, а пустота, как в барабане, потому что кожа на щеках стала натянутой — как в барабане. Из-за неприятной тишины, а также из-за взбрыкнувшего любопытства, я спросил:

— Череп не верблюда… А из-под кого? То есть кого?

— Динозавра, которому было сто пятьдесят миллионов лет.

— И теперь… где он?

— На зарубежном аукционе. Вникаешь, сколько за него