Сибирский вояж - Александр Джад
— Человеку всегда лучше там, где его нет, — подумав, сказал я. — А вот мне там, где я есть. Видимо, в моих произведениях так или иначе это проявляется. Во всём можно найти что-то положительное. Скажем, ничего нет страшнее смерти — это очевидно, но именно она даёт избавление от всех забот и возможность перейти в иной мир. Иной, не в страшном смысле потери, а именно не такой как этот, причём, скорее всего, не хуже, так как время не имеет обратного хода и стремится хоть и по спирали, но только, вперёд и вверх.
— Всё, что у вас читала, очень понравилось, и лёгкость слога, и такое корректное «научание» жизни… — поделилась совсем молоденькая читательница. — Спасибо вам!
В который раз за сегодня стыдливо опускаю глаза к полу и краснею от удовольствия. Ведь похвала она… Словом, всем приятна.
— Своими книгами не стараюсь кого-то чему-то научить, лишь пытаюсь указать путь, которым идти, — пояснил я свою позицию.
— Понятно. И вот что ещё… Вы знаете, Арсений, — продолжила выступающая, — читаешь ваши рассказы и ощущаешь себя участницей описываемых событий. Так понимать, чувствовать и уметь передать состояние… Как вам это удаётся?
— Всё очень просто, — сказал я. — Не сижу на облачке, свесив ножки, и не слежу за героями, мол, что это они там, внизу, делают? Ага, пошли. Записываем. Теперь что? Угу, остановились — в блокнот. А нахожусь рядом с ними, чувствую то же, что и они, так же люблю, переживаю и ненавижу. Словом, варюсь с ними в одном котле, проживаю их жизни, а не смотрю фильм о них…
Вновь перехватил заинтересованный взгляд Даши. Она смотрела на меня как на Бога, как на нечто недосягаемо-желанное, как на зыбкую и несбыточную мечту. Мне стало не по себе от её пронзительного взгляда…
Просидели мы не один час. Долго не отпускали меня читатели. Мы пили чай с печеньем и конфетами. И говорили, говорили…
Когда вышли на свежий воздух, было уже довольно темно. Даша по-прежнему сопровождала меня. Расставаться с ней почему-то не хотелось.
«Она такая… Блин, что со мной происходит? — продолжал злиться на себя. — Чем зацепила, заманила, заарканила?»
— Пойдёмте-ка в парк, — неожиданно предложил я. Чувствовал же, она не откажется…
Мы подошли к нашему грибу. Теперь это наш гриб на веки вечные. Долго мы стояли возле него, вдыхая вечернюю прохладу. В вышине перешёптывались звёзды. Вокруг шелестела листва. Жучки-паучки готовились ко сну, прячась в расщелинки и норки. А я всё никак не мог решиться…
Я почти вдвое старше. Старше и мудрее. Так было трудно сделать этот первый шаг. Чувствовал себя мальчишкой, школяром, юнцом, впервые взявшим девочку за руку…
Странный это был парк. Сказочный. Вспомнить хотя бы вечернюю грозу… Вдруг откуда-то вырвался ветер и пригоршней ароматов швырнул в нас. Стало дурманно и сладостно. Где-то за спиной хрустнула ветка.
— Ой! — Даша прильнула ко мне. — Мне страшно…
Я бережно принял её, покорную и хрупкую, в свои объятия.
И не было на свете ничего прекрасней этой чудесной минуты.
— Я была замужем… Три месяца. Давно.
Что это, приглашение, разрешение, констатация факта, сетование на судьбу или всё же выбор? Я промолчал.
— Но не будем. Мне об этом горько вспоминать.
Было очевидно — она искала мои губы. Но я-то, взрослый мужик, и прекрасно понимаю всю нелепость этой ситуации. Понимаю…
Я наклонился и осторожно, как только смог нежно коснулся её губ. И она, расслаблено и доверчиво, буквально растворилась во мне…
Так продолжалось долго. Очень долго. Целую вечность. Звёзды благосклонно наблюдали за нами с высоты, а зелёные кроны могучих дубов шептали что-то нежное и восхитительное…
— Вы знаете, Арсений, — как только мы смогли прийти в себя, сказала Даша, — последний автобус ушёл час назад…
— Как ушёл?
— Как обычно, по расписанию.
— Ладно, покажите гостиницу, было бы это самое большое горе. Хотя… Стоп! Гостиница отменяется, — похлопал я себя по карманам. — Блин! Паспорт дома оставил… Что ж, есть ещё вокзал. В котором часу завтра первый автобус?
— Мне неловко вам это предлагать, но… — Дарья замялась.
— Не интригуйте, я весь внимание, — всё во мне так и закипело. Вот сейчас, именно в это мгновение…
— Можно пойти ко мне…
Вот теперь во мне всё возликовало, но…
— Точнее, к нам…
— Что значит: к нам? — пришлось быстренько свалиться с небес на землю.
— Живу с родителями… Они у меня очень хорошие. Только… Правильные, то есть, старой закваски. Но вам всё равно некуда идти. Не могу же оставить гостя, которого сама пригласила, на улице.
— На вокзале, — поправил я.
— Да хоть где! Я их предупредила. Будет нам суаре.
Хм-м… Этакая поздняя вечеринка или званый ужин… Но какой же он званый? Скорее, совсем незваный и уж точно неожиданный. Хотя… Женщины — народ коварный… Так что как знать? Суаре так суаре.
Но заморачиваться на эту тему совсем не хотелось.
— Что ж, пошли, — уверенно сказал я. — Родителей беру на себя…
Сказав это, даже не представлял, что ждёт впереди. Понимал, убедить в чём угодно можно почти любого, главное — подобрать правильные и нужные слова и привести веские доводы. Если человек склонен верить, то обязательно согласится, а если нет, то и слушать не станет.
Пока шли к дому Дарьи, она как бы невзначай начала прощупывать почву. Ох уж эти женщины… Что она знала обо мне? Да ничего. Как и многие считала, что я такой же, как выписанные мною герои. Безапелляционно отождествляла меня с ними. При этом даже не допускала мысли, что иногда мне просто хотелось быть на них похожим или совсем наоборот. Человек всегда лучше, чем кажется, и хуже, чем хочет казаться… Но, как и прежде, разубеждать её не стал.
— Вы наверняка женаты… — Даша сделала паузу, видимо, ожидая услышать подтверждение. Но я промолчал.
На самом-то деле я не женат. Правда, иногда заглядывала ко мне Зинаида, но она не в счёт. С ней скорее дружба, не исключающая постель, и уж точно не любовь.
— Мне уже двадцать семь, — продолжила Дарья.
— Двадцать… сколько? — не удержался я. — Думал, ты гораздо моложе.
— Но это так. Двадцать семь, возраст, конечно, не критический. Но ещё чуть — и будет поздно.
— Что поздно, Дашенька? — непонятно, куда она клонит. — Молода, красива. Парни наверняка стаями кружат возле тебя.
— Парни, — горько усмехнулась она. — Настоящих сейчас нет. Один