Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Светлана, не прощаясь с Сашей — не до того совсем, — схватила загибающуюся от схваток Ангелину и скомандовать кромежу:

— Акушерское отделение.

Больницу она не уточняла, привыкла, что Соколов всегда отправлял её в Москву. Сегодня незнакомый опричник, сам белый, как Саша, выбросил её в приемном отделении Суходольской больницы и исчез в кромеже. Кажется, он пошел звать подмогу для Саши. Там ведь Лескова не одна была. Ей помогала горничная, еще какой-нибудь мужик по хозяйству, кучер, который привозил и увозил барышень, опять же искала Лескова таких барышень не сама — кто-то её рекомендовал. Их всех надо искать, допрашивать и… к сожалению, копать — в лесу или на заднем дворе, если совсем уж наглые. А еще выяснять, кто из барышень точно вернулся домой, а кому пришлось умирать в лесу у Сосенок с отрастающим хвостом. Вони и проклятий на Сашу обрушится от власть имущих много — кто же смирится, когда вылезет правда об оступившихся дочерях? Тут не купчихи да мещанки рожали, тут надо искать дворян, слишком место дорогое, чтобы отсидеться до родов.

В приемную, где надрывалась криком еще не понимающая того, что и она сама, и ребенок в ней гибнут, Ангелина: «Вы не имеет права! Я вас засужу! Папенька вас из-под земли найдет и туда же закопает! Мне не нужна эта тварь!» — влетел встревоженный Авдеев — его сюда позвала дежурившая в покое медсестра.

— Добрый день, Светлана Алексеевна, что случилось?

Впрочем, что случилось, он видел и сам — из барышни просто лило.

— В операционную, живо! — закричал он, сам подхватывая вырывающуюся из его рук и тут же падающую на пол барышню. — Прекрати, блаженная, жить надоело?!

Он снова подхватил её, в этот раз за руки — ему помог какой-то медбрат, беря брыкающуюся барышню на ноги и таща прочь из приемного покоя. На каталке было бы проще довезти, но с каталки Ангелина точно сбежала бы.

— Себя не жаль — ребенка пожалей, — ворчал на ходу Авдеев.

Началась очередная бесплодная схватка, и Ангелине стало не до сопротивления — её живо затащили в экстренную операционную на первом этаже.

Светлана влетела в помещение вслед за Авдеевым:

— А где акушеры?

Медбрат привязывал смирившуюся Ангелину к операционному столу.

— Нету! — рявкнул Авдеев, скидывая с себя халат. — Сам справлюсь.

— Разве вы сумеете?!

Он, спешно моя руки в тазу, пробурчал:

— Акушеры — недохирурги «от пупка до лобка»!..

Светлана поморщилась: что такое «лубок» она знала, но что значит «лобок»? Хотя… Можно догадаться, где заканчивается часть тела, которая нужна акушерам. Авдеев же продолжал, быстро надевая на себя халат, который ему подала медсестра:

— …Я же и кости собрать могу, и голову вскрою. Матку удалить — как нефиг делать! Нельзя таким дурам размножаться! И вон отсюда, Светлана Алексеевна, тут посторонним нельзя находиться! Тем более в верхней одежде. И грязных ботинках.

Она вышла из операционной, закрывая плотно дверь и отходя в сторону, чтобы не мешаться. В операционную уже влетел какой-то незнакомый мужчина в белом медицинском халате, примчалась следом Инесса Витольдовна, еще какая-то незнакомая женщина, тоже доктор, судя по одежде. Крики в операционной стихли — начались мучительные стоны. А за окном больницы пели радостно птицы, светило солнце, обещая жаркий день и такой же чудесно-теплый вечер. Вечер, когда Светлане… Нет, Лизе принимать клятву опричников. Как же она запуталась, как же она устала, кто бы только знал. Хоровод мертвых, вечно молодых подруг, у которых отняли будущее, теряющие разум полозовы невесты, окровавленная, брюхатая Ангелина, и Сашка! Главное, Саша. Ему сейчас хуже неё, но все равно хотелось оказаться в его объятиях и… закрыть глаза, забыть этот день, забыть дом, который снимала Лескова, забыть то, что видела в доме. Только если малодушно забыть, то это будет повторяться и повторяться, не тут, так в другом месте.

Она без сил опустилась на холодную деревянную скамью, истово молясь за жизнь еще нерожденного младенца под затихающие стоны Ангелины. Кажется, её усыпили. Кромешников и так слишком много в этом мире. Пусть сегодня на одного станет меньше. Если малыш выживет, то она смирится, она примет свою судьбу, она станет той, кем хотят её видеть Соколов, Калина, кто еще? Погибший Волков…

Перед глазами так и стоял побелевший от ужаса Саша. Она еще помнила, как кривился Алеша, когда говорил, что он бы вернулся в тот момент, когда убивали его и… Господи, дай им всем сил, а этой глупой, несчастной Ангелине вразумления.

Только бы малыш выжил. Только бы ему хватило сил — тогда она тоже найдет в себе силы и станет той, кем должна. Ради вечно молодых глаз Наташи. Ради того, чтобы больше никто не сталкивался со смертью. Она понимала, что у неё просто тихая истерика, не более того, но… Пусть малыш выживет — кромешников в этом мире и так хватает.

По лестнице спустился и зачем-то заглянул в операционную Лицын. Он замер, с непонятным интересом рассматривая Светлану. Она собралась с силами, заставила себя встать, хоть ноги и подгибались от слабости, и направилась к хирургу, напоминая себе, что Матвей Рокотов бывал в больнице. Она видела его сидящим на больничных ступеньках. Она помнила его разбитые в кровь ноги — где-то же он их лечил, точнее — у кого-то же. Так почему бы не у Лицына? Авдеев сейчас сказал, что хирурги оперируют все. Может, и князя Волкова оперировал Лицын? Его нервы, его поврежденный позвоночник, его порванные мышцы. Князь говорил, что лечится тут. Кто-то выписывал ему фальшивые справки о том, что он по-прежнему парализован, когда это было далеко не так. Лицын — тот, кто мог связывать Волкова и Матвея. Тот пророчил, в том числе и о роде Юсуповых, и о Рюриковичах, и о самой Светлане, точнее о Великой княжне Елизавете. Догадаться, о ком пророчил Матвей несложно, а имея за спиной сильный княжеский род с большими возможностями, применить эти знания проще простого. Лицын понял, кем является юродивый Матвей и сдал его… Волкову? Дашкову? Или еще и роду Голицыных? Вот тогда и началась охота на неё? На стихии? На кого или что? Лицын знает и может ответить.

Светлана, старательно держа голос под контролем, сказала:

— Добрый день, Семен Семенович.

Лицын удивленно поздоровался в ответ. Стояла удивительная тишина, которую трудно разбивать. Из операционной не доносилось ни звука, словно там все умерли. Светлана только сейчас заметила, что у неё руки в капельках крови и принялась их яростно оттирать платком.