Искатель, 1999 №5 - Олег Суворов

Сначала трое «крутых» застыли на месте, затем резко обернулись назад и, увидев, что из пачки повалил густой дым, тренированно бросились на землю, закрывая головы руками. И тогда их черноволосый собеседник встал со стула, четким движением достал пистолет с глушителем и преспокойно расстрелял лежащих ничком противников.

Все это было настолько неожиданно, что никто из сидевших в засаде оперативников не успел ему помешать.

«Вперед», — прохрипела рация. Швабрин одним рывком выскочил из машины и, чуть не подпрыгивая от скрытого напряжения и упоительного чувства риска, бросился в сторону кафе. За ним последовал Тулембеев. С противоположной стороны улицы, из-за длинного павильона выбежали еще трое милиционеров, двое из которых были вооружены автоматами. Где-то неподалеку, вторя бандитской сирене, завыла милицейская.

Худой парень заметался между оголенными деревьями, и Тулембеев бросился за ним. Швабрин побежал за киллером, стреляя на ходу, а когда тот ответил тремя выстрелами подряд, проворно залег за бордюр. Тулембеев никак не мог толком прицелиться в преследуемого — предательски дрожали руки и подводило дыхание, зато его противник, мгновенно обернувшись, сделал всего один, на удивление точный выстрел. Но убежать далеко ему не удалось — сразу с трех сторон над его головой простучали короткие автоматные очереди, после чего он поспешно бросил пистолет на землю и вскинул руки вверх.

Его напарник оказался более удачливым — откуда ни возьмись выскочила черная иномарка и помчалась прямо по бездорожью. Киллер на ходу запрыгнул в открывшуюся дверцу, стекла которой мгновенно покрылись паутиной трещин — это азартно палили бежавшие сзади милиционеры. Еще мгновение — иномарка вышла из зоны обстрела и, быстро набирая скорость, понеслась по шоссе.

— Вот отморозки, устраивают пальбу где попало! — выругался Швабрин, поднимаясь с холодного асфальта и оборачиваясь назад в поисках Тулембеева. Тот лежал под березой, в двадцати метрах от него, не подавая ни малейших признаков жизни. В два прыжка Швабрин добежал до напарника и рывком перевернул его на спину.

— Ну ты что, чурка проклятый, совсем охерел! — злобно выругался он, с ужасом глядя на кровавое пятно посреди узкого лба и полуприкрытые глаза азиата. — Очнись, Тула, неужели сдох, сволочь?

Это была самая сильная эпитафия, которую он смог выдать своему верному другу!

Глава 19. Любовный шантаж

Через час после звонка соседки Гринев выскочил из дома, одетый в свой лучший светло-серый костюм, голубую рубашку и ярко-красный галстук. Купив по дороге букет темно-бордовых роз, он поймал машину и поехал к назначенному месту встречи — Ленинградское шоссе, кафе с пионерским названием «Вечерние зори».

«Что за клоун! — раздраженно подумала Ирина, увидев, как он вылезает из машины. — Надо же как вырядился, теперь все будут внимание обращать». В ее положении это было более чем некстати. Однако она постаралась сдержаться, приветливо улыбнулась в ответ на его восторженное приветствие и даже поблагодарила за цветы.

— Зайдем в кафе, — кивнула она, — там и поговорим.

«Пусть выпьет, у него есть склонность к этому делу — и станет еще более послушным и сговорчивым!»

Они зашли в кафе, сели за столик и заказали бутылку шампанского. Гринев так волновался, что охотно воспользовался предложением Ирины «взять по сто грамм Коньяку». Свои сто граммов он проглотил в один присест, а затем, когда она, понюхав и поморщившись, заявила, что такой коньяк не пьет, охотно опрокинул в себя и ее рюмку.

Заметив, как заблестели его глаза, а движения стали еще более суетливыми, Ирина приступила к расспросам. Естественно, в первую очередь ее интересовало все, что произошло в их доме после того рокового вечера.

Рассказ «этого болвана» потребовал напряжения всех сил, чтобы сдержать рвущийся наружу гнев. Оказывается, это именно Сергей составил объявление о ее розыске да еще выложил следователю все, что знал о ее жизни! Эпизод с опознанием Ольги не вызвал у нее особых эмоций — когда чувствуешь на себе вину за гибель человека, с которым прожила свыше пяти лет, дополнительная вина за гибель малознакомой проститутки не слишком отяготит совесть.

— Но с чего все началось? — начал допытываться Гринев. Почему ты так поспешно убежала из дома и не поехала на опознание?

Ирине пришлось разыграть роль безутешной вдовы.

— Я испугалась, — тяжело вздохнула она. — Какие-то бандиты постоянно звонили нам домой и грозились убить мужа. Когда это произошло, они позвонили снова и заявили, что теперь обязательно возьмутся за меня.

— Но за что, почему?

— Они уверяли, что Илья должен им какие-то деньги и теперь его долг висит на мне — вот поэтому я и решила спрятаться у подруги.

Сергей вполне удовлетворился этим объяснением, а заявление о том, что ей нужна его помощь, воспринял с плохо скрываемым восторгом.

— Да все, что угодно, моя жизнь целиком принадлежит только тебе! — с пафосом заявил он, на что Ирина напряженно улыбнулась и поблагодарила.

Передав ему ключи от квартиры, она объяснила, как открывается тайник и что там должно лежать.

Сосед поклялся, что доставит все в целости и сохранности и, разумеется, будет держать язык за зубами. На том и расстались, договорившись, что завтра она сама ему позвонит. На прощание слегка захмелевший Сергей вдруг потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку, и Ирине пришлось воспринять это как должное. Но чего он захочет после того, как выполнит ее просьбу, и как ей реагировать на его возможные притязания?

Лишь расставшись с Ириной и поехав домой, Гринев вдруг понял, что соседка так и не объяснила ему самого главного — а почему она сама не может вернуться в квартиру на Задорной или хотя бы явиться в милицию и заявить, что никуда не пропадала? По-прежнему боится бандитов? Но ведь так долго не может продолжаться… А не водит ли она его за нос, пользуясь его беззаветной влюбленностью?

Впрочем, какая разница — в кои-то веки любимая женщина обратилась к нему с просьбой, а он вздумал рефлектировать, что за этим стоит да почему она это сделала! Надо быть благодарным судьбе за то, что Ирина вообще нашлась — причем живой и здоровой.

Выйдя из лифта на этаж раньше, Гринев осторожно, на цыпочках, подкрался к заветной двери и вздрогнул — на ней белела полоска бумаги. Осмотрев ее повнимательнее, он увидел, что полоска надорвана, а поперек печати чьим-то корявым почерком написано нелепое