Фам фаталь - Валентина Демьянова
– Это так важно? – с гримаской пренебрежительного недовольства проронила Лиля.
– Конечно! Галлер был талантливым художником, и все, что касается его творчества, имеет значение. Вот соберусь и напишу статью! Согласитесь, в судьбе этой картины есть что-то интригующее. Романтична сама история ее создания. Красивая юная женщина соблазняет знаменитого, но далеко не молодого художника. Между ними развивается бурный роман, и он, под влиянием нахлынувшего чувства, пишет ее полный радости и света портрет. Ведь «Женщину-мечту» Галлер с вас писал, верно? А потом что-то случилось. Не думаю, что вы ему надоели. Не такая вы женщина, Лиля, чтобы позволить подобную вольность мужчине. Нет, произошло что-то серьезное. Такое, что смогло разрушить ваши чары и вызвать отрезвление. Свое разочарование художник выразил во втором портрете. Согласитесь, на «Обнаженной» вы выглядите совсем иначе, чем в «Женщине-мечте». Ну разве не интересная история?
– Чушь! – выпалила Лиля. – Я приняла вас за серьезную журналистку, а вы просто сплетница. Ходите по городу и собираете слухи.
– Ну зачем же так? Это свидетельства ваших знакомых. Людей, которые хорошо знали вас в молодости.
С высокомерным презрением признанной красавицы, привычки которой не изменились даже к старости, Лиля фыркнула:
– Ах знакомых! Догадываюсь, кто сочинил всю эту ложь. Не впервые доводится ее слышать. Неужели эта дуреха до сих пор не успокоилась? Надо же! Его давно нет, а она продолжает жить воспоминаниями. Хотя что тут удивительного? Ольга ведь буквально сохла по Галлеру, вот только он на нее внимания не обращал. Она даже замуж не вышла! И все из-за него! Из-за Галлера!
– Вы меня прервали, а хотелось бы договорить. Ведь тут есть еще один момент. Тоже интересный. Судьба картины! Вы, Лиля, не в курсе, что с ней случилось? Известно, что ее вернули с московской выставки тридцать восьмого года, но потом следы теряются.
– Мне это абсолютно безразлично. Могу сказать одно – у меня ее нет. И вообще этот вопрос не ко мне. Спросите у его жены, что она сделала с работами мужа после его ареста.
– Разве Галлеров забрали не одновременно?
– Нет! И у нее было время спрятать картины! Недаром сейчас сидит и носа из дома не кажет. Небось сторожит припрятанное! Так что все вопросы к ней.
С этими словами Лиля развернулась и, не прощаясь, пошла в противоположную от меня сторону.
А я смотрела ей вслед и недоумевала. Ведь я не испытывала к ней неприязни. И остановилась только потому, что хотела по-доброму попрощаться. Почему же получилось так, что я наговорила ей гадостей, а она на меня обиделась?
– Мама неважно себя чувствует. Вчера днем к нам в дом забрались воры.
– А вы обе где были?
– Я водила маму в поликлинику. Мы отсутствовали почти весь день. Вернулись в шестом часу. А в доме все перевернуто. Мама расстроилась и теперь не в настроении. Думаю, она откажется с вами разговаривать, – с сомнением протянула Вероника Валерьевна, несокрушимой скалой загораживая входную дверь.
– Пропало что-нибудь?
– Нет, конечно! – удивилась Вероника Валерьевна. – Кто позарится на наше старье? Странно, что к нам вообще полезли.
– Понимаю, вам не до гостей, но я ненадолго. Только попрощаюсь перед отъездом и расскажу ей одну новость.
К сообщению о моем отъезде дочь художника отнеслась с полным безразличием, а вот упоминание о новостях заставило ее встрепенуться:
– Узнали что-то важное? О картинах моего отца?
– Ну, может, и не такое важное, но интересное. Во всяком случае, для меня.
– Проходите, – объявила она и отступила в сторону.
Вероника Валерьевна сказала правду. Ее мать действительно выглядела неважно и пребывала в состоянии повышенной раздражительности.
– Мама, тебя хочет видеть журналистка. Та, что приходила в прошлый раз, – объявила Вероника Валерьевна, распахивая дверь в комнату.
– Зачем? Я не встречаюсь с журналистами и не даю интервью.
– Татьяна Петровна, я зашла попрощаться.
– Прощайте, – хмуро буркнула она.
– И еще я хочу поблагодарить вас за помощь.
Стоящая рядом со мной Вероника Валерьевна беспокойно задвигалась. Я понимала, что она опасается, как бы я не проболталась о наших с ней встречах, но то, что я собиралась сказать, вреда дочери Галлера принести не могло.
Что касается ее матери, то она, услышав мои слова, буквально взорвалась:
– Помощь?! Я ничем вам не помогла! У меня принцип – никому и ни в чем не помогать! Каждый должен заботиться о себе сам, как это всю жизнь пришлось делать мне.
– И все же вы оказали мне неоценимую помощь, – заметила я, никак не отреагировав на возмущение Татьяны Петровны.
Похоже, упрямство было второй после раздражительности особенностью характера хозяйки. Она не стала спрашивать, что я имела в виду, и продолжала сверлить меня сердитым взглядом. Однако искра, мимолетно мелькнувшая в глазах, выдала ее с головой. Татьяне Петровне было очень любопытно, что же удалось раскопать этой настырной девице.
– Вы не захотели говорить со мной о картине вашего мужа и тем самым разожгли мой интерес к ней. Мне стало любопытно, почему жена так категорично открещивается от работы своего супруга. Я подумала, что за этим может крыться что-то интригующее, и провела собственное расследование, – скромно пояснила я.
Собственно говоря, мне самой было непонятно, зачем я все это говорю. Ведь я действительно заехала к Галлерам просто попрощаться. Но стоило мне переступить порог комнаты и оказаться лицом к лицу с вдовой Галлера, как в меня словно бес вселился. А может быть, во мне проснулся охотничий азарт ищейки, натасканной на выискивание художественных редкостей и вдруг почувствовавшей, что в истории с этими картинами что-то нечисто. Видно, коварная Лиля своим намеком на причастность Татьяны Петровны к исчезновению коллекции мужа достигла-таки желаемой цели и посеяла в моей душе подозрения.
– Если раньше я сомневалась, то теперь знаю точно – «Обнаженную с маской» написал Галлер, а в качестве натурщицы выступила ваша подруга Лиля Кайсарова. Сейчас, когда мне известна история их взаимоотношений, ваше нежелание говорить о картине не выглядит странным. Ведь вы наверняка знали, что Лиля была любовницей Валерия Стефановича, и вспоминать об этом, даже спустя столько лет, горько и обидно. Я это понимаю.
– Что вы можете понимать? Вы, молодая, благополучная, не подозревающая о тех кругах ада, через которые довелось пройти
