Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов
— А вы что, знаете его любовниц? Да откуда?
— А вот знаю, — хитро улыбнулась старуха. — Случайно узнала. Был у нас этот Глуздырев после того, как Славку освободили, они тут всю ночь гудели с ним. Он такой злой, такой страшный, этот Глуздырев, челюсть вперед выпирает, руки все от наколок синие, настоящий зверюга. Мы с дедом в свою комнатушку запрятались и даже дышать боялись. Но Славка велел мне на стол подавать, чтобы этого Глуздырева ублажить. Шестерил он перед ним, слов моих нет, тоже очень даже опасался. Так что я его запомнила, и морду его квадратную, и голос такой противный. Так вот… Поехала я в Москву как-то к сестре, сестра моя родная живет в Солнцево. Зашла в магазин, а потом решила огурчиков свеженьких в ларьке купить. Встала, значит, в очередь…
— А если покороче.
— Можно и покороче. Стою я в очереди, гляжу, на обочине машина стоит белого цвета, ну прямо рядом с нами. И этот Глуздырев около машины, ключи на пальце вертит. Лето было, он в майке красной, а руки синие от татуировок, смотреть страшно. И баба рядом с ним, такая вся из себя накрашенная, намазанная, блядища, короче, проб негде ставить, извините за выражение. И базарят они с ней о чем-то. Я поневоле прислушалась, говорят тем более громко, никого прохожих не стесняются. Корит он ее, значит, упрекает в чем-то, мол, не ждала его, гуляла от него. Она плачет, пойдем, мол, ко мне. А он, не пойду, пошла ты, мол, на хер, извиняюсь за выражение, но он именно так и выражался, мат на мате. Он над ней, значит, куражится, а баба эта чуть ли не на колени перед ним падает. А потом он смилостивился, говорит: — Ладно, пошли. Я уж и дом твой позабыл. А она ему: — Коленька, так легко запомнить, дом семь, квартира тоже семь. Короче, машину они оставили на обочине, она его под ручку взяла, прижалась к нему, и поперлись они к ней. Крутой этот гоголем идет, матюги все отпускает и отпускает, не унимается. И плюет каждую секунду то в одну сторону, то в другую. И вот я чего подумала, промеж ними очень даже сурьезные отношения и он вполне может даже у нее хорониться.
— Улицу помните?
— А улица к железнодорожной станции идет, там спутать трудно, дом семь там неподалеку, во дворах. Найдете легко. А ведь должен же он где-то ночевать, сами посудите. А такая баба для него все что хошь сделает. Таких немного, сама женщина, знаю… Любит она его, козла драного, любит и все тут. Меня не проведешь.
— А что? Очень даже может быть. Спасибо вам; Мария Афанасьевна. Ну а уж если его там найдем, такое будет вам спасибо, до конца жизни хватит.
Он сунул ей еще несколько купюр и вышел из квартиры.
— А что, Генрих, — сказал Сергей, садясь в машину. — Чем черт не шутит, и дурацкое дело может быть нехитрым не только для нас, а и для наших врагов. Давай-ка съездим мы с тобой в Солнцево.
Генрих по своей привычке ни о чем не спрашивал, Сергей сам рассказал ему о разговоре с матерью Чалдона. А машины уже мчались по Ярославскому шоссе в сторону Москвы.
Их было четверо, а от Глуздырева можно было ожидать всего чего угодно. Обо всем сообщили Раевскому, и, чтобы подстраховаться, Владимир Алексеевич позвонил Дмитрию Марчуку, который жил на Мичуринском проспекте, и сообщил ему ориентировочный адрес любовницы Крутого. Тот обещал немедленно отправиться туда и покараулить там до приезда остальных.
Когда машины мчались по Окружной дороге и уже были в районе Волоколамского шоссе, зазвонил мобильный телефон Сергея.
— Серега, — в трубке раздался взволнованный голос Марчука. — Похоже, что старуха оказалась права…
— Он там?!!! — не веря своим ушам, закричал Сергей.
— Несколько минут назад во второй подъезд дома номер семь около железнодорожной станции Солнцево вошел человек, по всем описаниям подходящий под Глуздырева, — отчеканил Марчук. — Высокий, здоровый, челюсть вперед выпирает…
— Один?!!!
— Один. Приехал, на частнике, вышел, огляделся по сторонам и пошел в подъезд. Я видел его совсем рядом. Но брать не стал, буду ждать вас. Когда вы подъедете?
— Думаю, минут через двадцать. Ждите нас, Дмитрий Андреевич.
— Да, я подумал, он один, но и я ведь тоже один, а он очень опасен. Мог бы подняться большой шум, а этого нам не нужно. Если попытается уйти, тогда буду действовать. Никуда он теперь не денется. И будем мы с тобой самые распоследние дураки, если упустим его.
— Не упустим, — прошептал Сергей. — Ушел он от нас в Турции, а вот теперь никуда не денется. Мы уже скоро будем, проехали Волоколамское шоссе. Ждите…
Марчук перезвонил Раевскому и сообщил ему, что Глуздырев в западне.
— Я тоже еду к вам, — произнес Владимир. — Не могу сидеть дома в такую ночь. Чувствую, что сегодня мы узнаем самое главное. Узнаем, где сейчас Ва-Ренька. И сделайте все аккуратно, безошибочно. Главное, Митя, чтобы он был живой, он нам нужен только живой, — словно заклинание повторял он. — Он ведь снова звонил сюда, этот человек, — дрожащим от бешенства голосом добавил Владимир. — И знаешь, что он сказал? Он сказал мне, что Варенька очень плоха. Как это он выразился, они немного перегнули палку, и она очень плоха. Он смеялся надо мной, издевался. Сказал, что ему трудно унять своих людей, очень уж они круты. Но попытается, если договорится с нами. Но если мы начнем торговаться, то за ее жизнь он не отвечает.
— Тварь… Грязная тварь… — прошептал Марчук. — Он не назвал сумму?
— Он сказал, что назовет ее в следующий раз. Я крикнул, что мы заплатим столько, сколько они запросят. Но он бросил трубку. Я тут же узнал, что звонок был сделан с телефона-автомата на "Юго-Западной". Так что все сходится, Митя. Главное, взять его живым. Все, мы едем к вам.
Увидев неподалеку от станции Солнцево "восьмерку" Марчука, Генрих остановил машину.
Генрих с Сергеем подошли к машине Марчука.
— Ну как? — спросил Сергей.
— Квартира семь на втором этаже, справа. Он не выходил. Вот, поглядите, это окно седьмой квартиры. Там буквально пять минут назад потушили свет.
— Какая дверь, не выяснили?
— Сходил, проверил — дверь стальная. На лестничной клетке второго этажа перегорела лампочка. Внизу тоже не горит, так что довольно темно.
— Стальную дверь открыть непросто. На окне решеток нет?
— Нет.
— Будем брать его через окно.
— Ну что, идти? —
