Сибирский вояж - Александр Джад
Вера Михайловна выскочила из палатки, заметалась из стороны в сторону… Куда бежать? Кого искать?
Сердце бешено колотилось. Кровь хлынула вверх и тяжёлой кувалдой замолотила по вискам. Сильно закололо внизу живота. Она схватилась за голову, сжалась от боли и присела.
— Вера, что с тобой? — на помощь к ней поспешила продавщица из соседней палатки. — Тебе плохо?
— Деньги, — превозмогая боль, выдавила из себя Вера Михайловна. — Всю мою наличность, что на учёбу дочки копила, да ещё выручку за сегодняшний день украли.
— Зачем же ты в рабочем кошельке все деньги хранишь?
— Сегодня собиралась за дочку заплатить. Время уже к концу работы, вот и приготовила. А теперь… Теперь всё пропало…
— Ты это брось, всё пропало, — попыталась успокоить соратница. — Наработаешь ещё. Товар есть. Потихоньку выкарабкаешься. Ты ж знаешь, никогда нам не быть олигархами. Не были миллионерами и не будем.
— Только-только начала выползать из пропасти — и тут снова по башке бац! Обратно в яму… — невольные слёзы покатились из глаз Веры Михайловна. — Я её запомнила!
— Да брось ты, забей и забудь. Не для того она стибрила бабки, что бы ждать тебя за углом и отдать.
— Но как же так?
— А так. Забудь и всё.
— Но они мне так нужны. Именно сейчас…
— Забей. Если пропали, утеряны или украдены деньги, мудрые люди говорят: «Спасибо, Господи, что взял деньгами…»
— Конечно, — утирая глаза, сказала Вера Михайловна. — Понимаю…
Не в состоянии больше сдерживаться, она прижала ладошки ко рту и тихонечко заплакала. Плечи мелко задрожали. Боль не отпускала. Казалось, всё тело болело и ныло. Закололо в сердце. Она всхлипывала, не в силах остановиться. Мысли, тяжёлые мысли не давали вздохнуть. Где сейчас взять так необходимую ей немалую сумму, чтобы оплатить учёбу дочери? Этого она даже не представляла…
А Маша, окрыленная успехом, покидала рынок с чувством выполненного долга. Как же, и себе потрафила, и противную торгашку наказала. Пусть знает, как народ дурить!
Она спешила в магазин, чтобы накупить деликатесов. Сегодня должен прийти Пётр Фёдорович, и она постарается устроить ему достойную встречу. Одарить перед ним в грязь лицом она не хотела…
Аркадий оторвал взгляд от экрана. Видимо, рассказ закончился. И тут же навалилась тишина, липкая и тягучая. Даже стук колёс, казалось, был неслышным и раздавался где-то там, далеко, чуть ли не в другой галактике.
Было над чем задуматься. Мысли и образы сами по себе возникали у меня в голове…
Жизнь складывается из череды самых разных случайностей — счастливых или нет, как когда. Именно случай нам предоставляет возможность радоваться победам или огорчаться неудачам.
Когда же всё само идёт в руки, то так и воспринимается — как должное. От чего тут быть на седьмом небе?
Когда всё валится из рук, виним в этом кого угодно, только не себя. Если же добиваемся пусть и незначительных результатов, то эта заслуга непременно наша. Как же иначе? Ведь этого добились сами…
Но не всё так просто. Очень часто мы не знаем, что именно приготовила нам судьба, от чего стоит отступиться, а чего непременно добиваться. Бытие определяет сознание — это аксиома. На самом деле как раз бытие и заставляет нас в том, или ином случае поступать именно так, а не как-то иначе.
Только здесь есть одно большое «но». Люди в сходных ситуациях поступают далеко не одинаково в силу самых разных причин. И понять, почему так происходит, очень трудно, если вообще возможно…
— Прекрасно понимаю раздвоенность Маши на хорошую и плохую, — наконец нарушил молчание Аркадий. — В ней два человека. В какой-то момент жизни они меняются местами. Один — трудолюбивый, терпеливый и скромный, но, чтобы выжить… Другой — мстительный, озлобленный, жестокий и жадный… опять же, чтобы выжить.
— Согласен, — кивнул я. — Думаю, не у всех, но у многих детей, выросших в детдоме, искаженные представления о честности, чести и порядочности. На подсознательном уровне при определённых обстоятельствах у них срабатывает инстинкт даже не самосохранения, нет, а заложенное с детства умение выжить в любых условиях, приспосабливаясь ко всему, причём, не важно, как и каким образом.
— Как раз хотел об этом рассказать, — заметил Аркадий. — Был такой случай с одной из моих знакомых, назовём её Надежда Михайловна. Работала она воспитателем в круглосуточном детском садике. И вот одна мамаша так напивалась, что не забирала свою дочку, Катю, даже по воскресеньям — просто-напросто забывала. Моя знакомая иногда брала девочку к себе в семью. Жила Надежда Михайловна в двухкомнатной квартире со своей дочкой и старенькой мамой. Вскоре Кате пришла пора идти в школу, и, понимая, с чем ребёнку придётся столкнуться дома, Надежда Михайловна с огромными трудностями оформила опекунство, и девочка поселилась у неё. Прошло много лет. И что вы думаете?
— Чё тут думать? — из своего угла подал голос Афанасий. — Вся в мамочку пошла.
— Так и есть, — согласился Аркадий. — Катя выросла и «отблагодарила» приёмную мать так, что, когда узнал, буквально волосы дыбом встали. Катя стала такой же пьяницей, как её мама. Еще учась в школе, выносила из дома деньги, драгоценности. А потом пошли ухажёры, родился ребёнок. И тогда Катя решила отсудить часть квартиры у человека, который по доброте душевной приютил её у себя. И что вы думаете? Правильно. Отсудила.
— Не удивлюсь, — сказал я, — если в дальнейшем Маша, та, из рассказа, отомстит своему благодетелю. И неважно за что. Хотя бы за то, что он появился в её жизни очень поздно, не с детства… Мне кажется, свою обиду эти дети непременно переносят на любого, кто попадается в сложный момент под руку. Даже на того, кто к ним был добр и внимателен…
— Но одновременно, согласитесь, Арсений, нельзя всех стричь под одну гребёнку, — сказал Аркадий. — Многие выходцы из детдомов добились значительных результатов и стали достойными и известными людьми.
— Безусловно, — кивнул я, — это не касается всех. Но трудно получить от яблони грушу. Разве что какой-нибудь Мичурин возьмётся. Только не всем подросткам с непростой судьбой на пути встречается такой человек.
— Будем надеяться, что Пётр Фёдорович станет для Маши таким Мичуриным, — видно, не оставила Аркадия равнодушным судьба девушки.
— Дай-то Бог… Мне тоже этого очень бы хотелось.
— Припоминается ещё один случай, — сказал Аркадий, — полярный тому, что мы только что прочитали. Интересно?
— Почему бы не послушать? — сказал я.
— Понятное дело, — протянул Афанасий. — Кому, как не писателю, слушать?
Нет, это уж точно прокол. Я не представлялся писателем. Откуда они знают? Да и
