Сибирский вояж - Александр Джад

Да и вообще, все деспоты сентиментальны. Попадаются, правда, иногда чувствительные, впечатлительные и даже ранимые. Иногда… Но, чаще всего, тираны очень жестоки, бесчеловечны и эгоистичны. Идущая из души теплота доступна немногим…

— Недостаток ума, — наконец-то я прервал затянувшееся молчание, — с лихвой перекрывался избытком доброты, сердечности и искренности. Количество или, точнее, качество «мозгов» явно не находится от этого в прямой зависимости. Скорее всего, даже наоборот.

— Говорят, грядёт какой-то новый, более мудрый разум, сказал Аркадий. — Может, и Женек, жующих гнилые яблоки и обрезки колбасы, станет меньше.

— Тема юродивых всегда очень больная и волнующая, — перед моими глазами всё ещё стоял Женька-комиссар. — Отношение к блаженным — показатель уровня сердечности и человечности в нашем обществе. По этому признаку можно судить, насколько общество больно и обездолено.

— Почему наша действительность такова, — как бы развивая мою мысль, продолжил Аркадии, — что истинная доброта может исходить зачастую от людей «не от мира сего»? Неужели добро делают только ненормальные?

— А давайте по пять капель для разговору и хорошего сна? — неожиданно подал голос Афанасий и, как мне показалось, недвусмысленно посмотрел на напарника.

Аркадий на секунду задумался, типа соглашаться или нет.

— Не пью, — дабы отмести все притязания на этот счёт, сказал я. — Сплю и так прекрасно.

— Без проблем. На нет и суда нет, — тут же согласился Аркадий. — Тогда и мы не будем.

— А чего нет? — недовольно пробурчал Афанасий, но спорить не стал. — Тогда давайте ложиться. Завтра договорите.

— А и правда, — тут же согласился Аркадий. — Всё мировые проблемы всё равно сейчас не разрешим и не разрулим. Так что давайте располагаться.

Застелив постели, мы устроились каждый на своей полке: Аркадий и я внизу, Афанасий — на верхней. Укладываясь, я не мог не заметить их переглядываний. Не понравились они мне. Но что было делать? Один из моих жизненных принципов гласит — если чего-то нельзя изменить, то это нужно воспринимать так, как есть.

«Надо будет держать ухо востро», — решил я.

Устроился поудобней. Подложил руку под голову. И буквально через минуту провалился в глубокий, беспробудный сон…

ГЛАВА 8

Дороги-пути

Если стараться обходить все неприятности,

то можно пройти мимо всех удовольствий.

Ночь, по моим ощущениям, прошла без приключений. Спал как убитый. То ли химией какой-то прыснули, то ли просто устал да переволновался, вот защитная реакция организма и сработала — дала возможность мозгу отдохнуть и набраться сил.

Покопались они в моих вещах, нет ли — трудно сказать. Ну и пусть. Что они там могут найти? Зубную щётку, пасту да мыло. Ничего предосудительного, провокационного и, безусловно, им нужного всё равно не найдут, уж я-то постарался…

Утром, когда открыл глаза, мои попутчики были уже в полной экипировке. И когда успели? Ничего не слышал.

— Доброе утро! — приветливо сказал Аркадий. — Скоро Москва. Подъём или ещё поваляемся?

— Привет! Подъём! — то ли ответил ему, то ли скомандовал я сам себе.

— Билет до Братска не закомпостирован? — Аркадий был сама любезность.

— Пока нет.

Можем объединить наши усилия, тогда и дальше поедем нашей тёплой компанией?

Вот так ненавязчиво садятся на хвост… Профессионалы, блин. Отказаться? Что это даст? Но и помогать, зная их задачу, никак не хотелось. Отвязаться так запросто от них не удастся — это понятно. Раз получили задание, пусть стараются, упрощать им жизнь даже не собираюсь…

— Мне уже всё заказано, — это было правдой. Михаил в записке сказал, где и как могу получить билет. — Так что, как бы это ни было прискорбно, придётся в столице нам расстаться.

— Совсем не обязательно, — возразил Аркадий. — Билет заказан по интернету? На ваше имя — Арсений Львов?

Ну-ну. Фамилию им тоже не называл. Опять прокол? Что-то много для профи. Но эти мои мысли тут же развеялись.

— На билете прочитал, — увидев, как вскинулись с удивлением мои брови, сказал Аркадий. — Там все данные есть.

Такое пояснение было вполне логичным. Но по сути ничего не меняло. С ними, точнее, с их задачей мне было всё и так ясно.

До конечной станции ещё было время. В полном молчании мы попили принесённый проводницей чай с печеньем. Мне надо было собраться с мыслями. Соседи по купе, видимо, это почувствовали и с разговорами не приставали.

А думы мои были, как бы это точнее выразиться… вбок и вкривь. Совсем не по теме. Хотя как сказать. Ринулся, не задумываясь, в столь авантюрное предприятие. Пью чай с вполне интеллигентными, но всё же бандитами. Что дальше?

Мысли сами по себе скатились до мироустройства и мироздания. Десять дней — моя задача была меньше, чем за этот срок выполнить поручение… Постепенно размышления потекли по новому руслу. За десять дней до конца света… Вот как это было бы, случись такое на самом деле?

Всё в нашем мире, несмотря на его бесконечность, рано или поздно заканчивается. Прекращается жизнь, и постепенно исчезает всё с ней связанное. Поначалу из дома ушедшего забирают припасённые и неиспользованные при жизни продукты, потом одежду, какие-то милые сердцу безделушки, книги, письма…

И, скажите, какая разница конкретному человеку, закончилась жизнь или пришёл конец света? Результат в том и другом случае всё равно один — тьма, пустота и безвременье.

Каждый человек приходит в этот мир с определённой, предназначенной свыше именно ему, целью. Каждый… Но ведь и все вместе тоже. Так что, пока цель не достигнута, наш мир, всё человечество будут существовать и развиваться. Вот только знать бы, что это за цель, когда мы её достигнем и сколько осталось?

Или лучше всё же не знать? Ведь, как говорят, чем меньше знаешь, тем крепче спишь… А вот если осталось всего десять дней? Десять последних дней.

В эти дни надо поспешить завершить дела. Можно постараться ухватить побольше удовольствий и наслаждении… Всяко можно.

Но непременно, как и неизлечимо больной человек надеется на лучший исход, так и мы всегда думаем о будущем, даже если твёрдо знаем, что у нас его уже почти совсем не осталось.

А тут вдруг только десять дней. Но пока ничего не предвещает вселенской катастрофы. Всё хорошо. По-прежнему в голубом, безоблачном небе светит горячее солнце. Птицы снуют по своим неотложным делам. Деревья шелестят листвой. Объятья любимой горячи и нежны. И вдруг; на всё про всё осталось десять дней! Трудно поверить. Смириться ещё трудней.

Останется ли в эти последние десять дней хоть капля надежды или руки сами по себе опустятся в ожидании неизбежного?

А может, стоит просто жить, особо не заморачиваясь? Когда же подступит