Утерянный жемчуг - Крис Велрайт

— Принц заигрался во власть. Он просто перестал видеть перед собой живого человека. Я стал его вещью.

— Я уже это слышал, — раздраженно перебил Лиджу.

— Клятвы, долг, обязанности, инструкции и правила. Я прекрасно все понимаю, Лиджу. Но он даже не отпустил меня проститься с умирающим отцом! — Лиджу почему-то скривился от этих слов. — Он сделал меня игрушкой, которую дети кладут в изголовье кровати на ночь, а днем не выпускают из рук. У меня не могло быть других друзей, кроме него, я не мог интересовать ничем, кроме него, кажется, я даже дышать уже не мог без его позволения!

— Прекрати себя жалеть, ты обязан вернуться. Самочувствие принца важнее наших желаний.

— Я не вернусь.

Лиджу шагнул в сторону Сианга, но тот прижал нож к своей шее. Лиджу усмехнулся.

— Да брось…

— Ты думаешь, что для человека, утратившего собственную волю, смерть страшна? Думаешь, я не смогу?

Лиджу замер. Мэйлинь тоже видела, что Сианг не блефовал, он действительно готов был перерезть себе горло. Линши отступил на шаг. Какое-то время они смотрели друг на друга и уже казалось, что напряжение между ними стало исчезать, как Лиджу внезапно кинулся вперед. Сианг вздрогнул, и его рука, что только начала опускать ножи, резко вернулась на прежнюю позицию.

Мэйлинь вскрикнула, закрыла ладонями лицо и зажмурилась.

Звуки борьбы длились недолго, и Мэйлинь поняла, что Лиджу либо сумел предотвратить ужасное, либо… Она открыла глаза и посмотрела сквозь пальцы. Линши крепко держал Сианга за руку, в которой был нож, но его взгляд был направлен вниз. На мгновение Мэйлинь показалось, что в другой руке Сианга был еще один клинок, и он вонзился в живот Лиджу, но со вторым выдохом ее зрение прекратило рисовать страшные картины, обнажив истину: Сианг держал в раскрытой ладони сорванную с шеи сэянскую ракушку.

— Настало время вернуть долг, брат.

Глава двадцать шестая

Линши и Сианг разошлись в противоположные углы комнаты. Лиджу сложил руки на груди и уставился на собственные ботинки, в то время, как Сианг сел на кровать и разглядывал ракушку.

— Я могу задать вопрос? — осторожно спросила Мэйлинь.

— Да.

— Нет!

Лиджу с Сиангом ответили одновременно.

— Здесь нет никакой страшной тайны, — заверил его Сианг. — Это я виноват в том, что ты не умеешь раскрываться людям. Я научил тебя молчать. Вы же с ней близки, почему не рассказать?

Мэйлинь сомневалась, что Сианг правильно понял их взаимоотношения. Близостью такое назвать сложно — еще пару дней назад она была бы рада, если бы линши исчез из ее жизни. Это сейчас она запуталась в свои чувствах.

— Если Лиджу не хочет говорить, я понимаю. Мы не очень-то ладим, на самом деле, и знаем друг друга меньше месяца. — Мэйлинь говорила так тихо, что ее с трудом было слышно.

Сианг усмехнулся.

— Я знаю его всю жизнь, но не могу сказать, что понимаю все, что там у него в голове. Но если уж он разрешил сэянской девушке разговаривать с ним без формальным обращений…

— Она просто плохо знает синторский, — резко перебил его Лиджу. Кажется, он смутился. — Я устал слушать ее нелепые формулировки, поэтому разрешил говорить без них. Давайте лучше вернемся к той причине, почему мы тут все сейчас находимся.

— Наверное, тебе любопытно,почему мой брат ненавидит сэянцев? — Сианг обратился к Мэйлинь, проигнорировав слова линши. — На самом деле, он ненавидит свое прошлое, а не целый народ. Ну и еще он терпеть не может нищету, сэянские обычаи, рыбу, воду, одним словом — свое происхождение. Ведь он уже у нас синторец. Так, брат?

— Не начинай эту старую песню, — Лиджу нахмурился.

— Не знаю, рассказывал ли он тебе, кто я и как оказался во дворце, но уверен, что в его рассказе ничего не было о нем самом.

Лиджу вздохнул и впился глазами в Сианга, но тот даже не вздрогнул от тяжелого взгляда, хотя Мэйлинь бы на его месте тут же замолчала. Она уже была не рада, что проявила любопытство. Казалось, что между этими двумя накопился ворох недосказанных слов.

— Я родился в Сэе в семье рыбака, — продолжил Сианг. — Как и он, кстати. Моя мать умерла, когда мне исполнилось семь лет. Жили бедно, питались рыбой, да ты и сама все это должна знать, раз у тебя на шее висит ракушка. Мы, кстати, не могли встречаться раньше? Ты ведь ныряльщица, с какого берега?

— Я не знаю, — неловко отозвалась Мэйлинь. Она смутно представляла себе, где на карте находилась ее деревушка. — От Куна меньше половины суток пути.

— А-а-а, — протянул Сианг, — значит ты росла на западной части. Тогда не виделись. Мне до городских стен Куна пришлось бы ехать несколько недель. Но зато мы точно попали в Синтору одинаковым путем.

Мэйлинь слабо улыбнулась. Корабли контрабандистов объединяли многих сеянцев.

— Мы покинули провинцию, когда мне было одиннадцать. За пару дней до этого отец привел в дом ребенка. Его, — Сианг кивнул в сторону Лиджу. — Отец сказал, что это мой младший брат. Я сразу же его возненавидел, с первого взгляда. Лиджу было лет пять на вид, а это значит, что мой отец трахался с другой женщиной, когда еще мать была жива. Я очень ее любил, тяжело переживал ее смерть, с отцом у нас отношения были скверные, а теперь еще это.

Лиджу хмыкнул.

— Я был ребенком, Лиджу, что ты от меня хочешь? Для меня весь мир был только черно-белым.

— Но кажется, у вас все наладилось. — Мэйлинь вспомнила, как тепло они обнялись при встрече.

— Да, повзрослели, поумнели. По крайней мере, я. — отозвался Сианг. — Но тогда, признаюсь, я готов был даже выкинуть Лиджу за борт корабля, если бы нас выпустили из трюма.

Мэйлинь вдруг поняла, что не представляет Лиджу в таком месте. Он всегда держал спину прямо, шагал уверенно и даже горделиво, разговаривал на чистом синторском и бросал презрительные взгляды на сэянских торговцев.

— В Синторе мы год прожили, как крысы. Отец так и не смог найти никакой нормальной работы, перебиваясь от заработка к заработку. Он начал пить, поднимать руку, в общем, скатился до состояния животного.