Тайны дубовой аллеи - Дж. В. Фелл
– Бессовестный, как тебе не стыдно?! – сердито раздалось в голове. – Я зачем тебя сюда привела? Чтобы ты восхищался созидательной силой его таланта и романтической обстановкой, а не высмеивал его милые маленькие слабости!
– Я восхищаюсь, – поспешно заверил Веттели, хотя обстановка казалась ему не столько романтической, сколько шизофренической. – Но давай лучше пойдем погуляем. Мне уже пора узнать, как наша школа выглядит снаружи. Зря я, что ли, заворачивался в одеяло?
Странно, но снаружи школа выглядела одинаково, с какой стороны ни смотри. Только и разницы, что волки на фасаде злобно лязгали каменными челюстями, стараясь цапнуть проходящих мимо, а кабан над входом не просто держал во рту сигару, но и дымил ею с видимым удовольствием. Но такие мелочи Веттели уже не могли удивить – привык.
– Пока не стемнело, сходим к холмам, понаблюдаем за их жителями, – по-хозяйски, тоном заправского гида распорядилась Гвиневра. – А потом успеем заглянуть в лес, зимой там не темнеет никогда.
…За жителями холмов они наблюдали героически: спрятавшись в канавке. Прокрались, залегли и стали подглядывать. Фее при ее-то росте проделать подобный фокус было легче легкого, Веттели же, несмотря на его огромный боевой опыт, ужасно мешал плед. И почему нельзя было подойти открыто?
– Видишь ли, милый мой, – ответила Гвиневра на его немой вопрос, – тебя это, конечно, удивит, но даже у такого кроткого и незлобивого создания, как твоя покорная слуга, могут быть свои недоброжелатели. А уж на вас, людей, ши последние триста лет и вовсе смотрят как на злейших врагов. Что поделаешь, мир наш несовершенен с обеих сторон, и с этим приходится считаться.
Лежать в снегу было холодно, склон овражка мешал обзору, но великолепие открывшегося им зрелища оправдало все неудобства.
– За последние столетия ни одному из твоих соплеменников не доводилось видеть предзакатные танцы ши. Ты будешь первым! – торжественно объявила Гвиневра. – Выскочки, иначе не назовешь. Но танцуют прелестно, этого у них не отнять.
– И отчего меня не удивляет, что у такого кроткого и незлобивого создания, как одна моя знакомая фея, имеются недоброжелатели? – рассмеялся Веттели.
Когда косой луч закатного солнца пробился через пелену низких туч и коснулся белого валуна на вершине, холм раскрылся. Как это произошло, Веттели не совсем понял: то ли земляные склоны холма расползлись в разные стороны, то ли просто сделались прозрачными, и перед ними предстал огромный, празднично сияющий зал со сводчатым потолком, опирающимся на массивные колонны. Заиграла неземная музыка, закружились парами прекрасные дамы и великолепные кавалеры, и любоваться их чудесным танцем хотелось, не отрываясь, целую вечность, но фея не велела: «Опасно! Знаешь, как зачаровывает!» А потом пришельцев унюхала большая белая собака с ярко-красными ушами, и стало уже не до танцев, пришлось бесславно удирать по направлению к лесу, спасаясь от взлетевших в воздух стрел.
Лес. С той стороны эта его часть называлась парком. Здесь она была именно лесом, но некоторые черты парка сохранила. Скажем так: если бы Веттели попал сюда без провожатой, то вряд ли заблудился бы. Широкие аллеи стали узкими заснеженными тропинками, испещренными множеством странных следов, но направления их были прежними. Остались грот, каскад с мостиком, статуи диких зверей (о любимой сове Гвиневры нечего и говорить, она сидела на своем обычном месте и сердито клекотала) и маленький каменный павильон. Напрочь исчезли и без того немногочисленные скамьи, заросли кустов стали гуще, а деревья – выше. Мощные дубы, длинноствольные буки и раскидистые грабы гордо возносили свои кроны к окрашенному малиновым закатом небу.
Да, это был он – Великий лес Броселианд, видавший и кровавые битвы фоморов с племенами богини Дану, и благородные поединки рыцарей-сидов, слышавший пение первых кельтских друидов, могущественных, как сами боги… С той стороны человек стал его хозяином, с этой – оставался робким и нежеланным гостем.
Веттели шел и чувствовал на своей спине подозрительные, недобрые взгляды, краем уха улавливал неприятное перешептывание тоненьких голосков: «Чужой! Здесь чужой! Это наш лес! Это наша дубрава! Пусть он уходит! Прочь, прочь!» Но фея Гвиневра беспечно махнула рукой:
– А! Пускай себе таращатся и шепчутся сколько хотят! Кто их спрашивает? Здесь не частная собственность, кого хочу, того и приглашаю. Не беспокойся, они тебе ничего не сделают, лапки коротки!
Стало любопытно.
– Гвиневра, «они» – это кто? Твои соплеменницы?
Провожатая умело изобразила оскорбленное достоинство:
– Ну вот еще придумал! Мы, феи, – общительный и дружелюбный народ и всегда рады гостям, даже если по дурости своей от них прячемся! – Сказано это было нарочито громко и явно не одному только Веттели адресовалось. – Я имела в виду не фей, а мелкий лесной сброд, всяких там эллилон, эллилдан, лепреконов, пикси… – теперь она не просто громко говорила, а почти кричала, и эхо разносило далеко по лесу ее тонкий, пронзительный голосок, – которые слишком много о себе воображают! «Это наша дубрава» – скажите пожалуйста! Тоже мне землевладельцы, сквайры гринторпские!
Закат догорал быстро, небо блекло, синело, рассыпалось звездами, но в зачарованном лесу не становилось темнее. Среди голых дубовых ветвей один за другим зажигались крошечные огоньки, будто огромная стая светляков слетелась в зимний, заснеженный Гринторп, не побоявшись мороза. Они мерцали, переливались в голубых тонах, перепархивали с места на место, слетались в маленькие стайки и рассеивались вновь… Зрелище было немыслимо прекрасным, даже дыхание перехватывало!
– Что это? – восхищенно прошептал Веттели, опасаясь спугнуть эту трепетную, эфемерную красоту.
– Что – «это»? А! Ты об огоньках? Да так, ничего особенного. Незатейливая магия фейри, не более того. Чисто для настроения, никакой практической пользы. Но смотрится мило, не спорю. Я потом тебя научу, сможешь устраивать иллюминацию у себя в комнате. Ну что ты застыл столбиком? Идем прогуляемся до пруда, а то скоро надо будет возвращаться, пока время не начало выкидывать свои фокусы.
…К сожалению, он существовал и по эту сторону— тот самый пруд, где они с Гвиневрой однажды караулили единорога. И размеры, и очертания – все совпадало. Несмотря на морозец, поверхность его не была затянута льдом; будто черное, блестящее, идеально гладкое зеркало лежало в обрамлении снежно-белых берегов, и мириады огоньков отражались в нем.
И Веттели в это природное, по заверению Гвиневры, совершенно безвредное зеркало заглянул. И увидел.
То, что милостиво скрыло от него настоящее, комнатное зеркало, черная вода отразила с ледяной
