Крик в темноте - Оливия Нортвуд
Простыни на кровати, слишком узкой для них двоих, приятно холодили взмокшую спину. Грейс позволила Джеймсу стянуть с нее платье вместе с бельем и тут же притянула его к себе для поцелуя, трясущимися руками стаскивая с него форму. Джеймс был сверху, холодный металл его армейского жетона касался ее обнаженной груди, обжигал кожу словно льдом. Грейс подцепила цепочку кончиками пальцев и аккуратно сняла его через голову, отложив в сторону, где он тут же затерялся среди скомканных простыней и одежды. Она смотрела на него, запоминала его лицо и твердила себе слова доктора Лоуренса: «Он за решеткой и больше никогда не прикоснется к тебе. Твое тело его забыло, так позволь же забыть и разуму». Но Грейс помнила Калеба. Она помнила его жесткие черты и сухие, механические движения. Она не спала ни с кем после него, мысли о физической близости вызывали тошноту и головокружение, и ей было бы больно, если бы Джеймс, даже отпустивший себя с поводка, с сорванными напрочь тормозами, забыл хотя бы на мгновение, что должен быть осторожным. Грейс знала, что он никогда не травмировал бы ее или любую другую женщину, с Джеймсом она могла быть спокойной. Но что-то внутри ее сломалось с громким скрежетом, когда он оказался внутри. Грейс вцепилась пальцами в его плечи, обняла за шею и прижалась щекой к горячей коже и жестким волоскам на висках, вдыхая запах тела и крема для бритья. Они замедлились до предела. Джеймс целовал ее везде, куда мог дотянуться, без слов понимая, что ей нужно время.
Ей все же удалось справиться с собой, расслабиться, понять, что рядом с ней Джеймс, не Калеб с его ядовитой слюной и металлическим запахом крови на руках, она обхватила лицо Джеймса ладонями, едва заметно кивнула и приподняла бедра ему навстречу. Джеймс подался вперед, не переставая целовать ее шею, плечи, груди. Поцелуи были тягучими и сладкими, как густая соленая карамель. Грейс впускала его в себя, чувствуя затылком подставленную ладонь, спиной – мягкий хлопок белья и всего Джеймса своим телом.
Он подталкивал ее к той тонкой грани, которой не существовало вообще, грани между желанием полной свободы и потребностью принадлежать кому-то.
Грейс больше не хотела свободы. Она, свобода, никак не сочеталась ни с синевой его глаз, ни с красивым рисунком губ, ни с ямочкой на подбородке, ни со шрамами на теле. Грейс теряла себя в этих ощущениях. Их было слишком много и чудовищно мало одновременно. Она могла только шире разводить колени в стороны, целовать его совершенно невпопад и закрывать себе рот ладонью, пытаясь заглушить срывающиеся с губ стоны, когда удовольствие становилось невыносимым.
Этой ночью Грейс не позволила себе уснуть. Она знала, что завтра обязательно пожалеет об этом, но, казалось, стоит ей закрыть глаза, ее сном и телом завладеет Калеб – чудовище из ее ночных кошмаров. Джеймс уснул почти сразу. Грейс, хватая губами влажный, прогретый воздух, прижала его голову к своему животу. На что он отреагировал незамедлительно даже в полудреме – подставил затылок под ладонь, коснулся губами кожи чуть выше пупка. Ему все еще было мало, но резервы истощились, растаял восторг, и нежность, и немое обожание. В нем ничего не осталось. Он просто позволил себе закрыть глаза и не открывать до самого утра. Даже не откатился в сторону. Просто сполз чуть ниже. Так и заснул, наполовину на ее разгоряченном теле, касаясь кончиками пальцев ног холодного пола. Проваливаясь в сон, Джеймс успел почувствовать, как выравнивалось ее дыхание. Как нежно теплые пальцы касались виска, перебирали влажные пряди волос.
* * *
Когда Джеймс окончательно проснулся, то обнаружил, что остался на кровати один. Грейс, накинув его рубашку на обнаженное тело, лежала спиной к нему на соседней, прижав колени к груди. Ее волосы были мокрыми после душа, а плечи подрагивали. Она беззвучно плакала.
Нортвуд поднялся на ноги, натянул белье и сел на край ее кровати. Голова была тяжелой после выпитого накануне, но не болела. Двойная порция эспрессо с сахаром быстро вернула бы его в строй. Он коснулся плеча Грейс и слегка сжал.
– Что-то случилось? Ты жалеешь?
Развернувшись к нему, Грейс легла на спину, стерла с лица слезы и покачала головой.
– Нет, – прошептала она и шумно выдохнула.
– Хочешь поговорить? – Джеймс чувствовал себя беспомощным, наблюдая за ее трогательно сдвинутыми к переносице бровями и распухшими от поцелуев дрожащими губами.
– Нет, – снова сказала она. – Я не знаю. Не знаю, почему плачу.
Грейс действительно не знала, что заставило ее плакать. Облегчение от того, что она позволила этому случиться? Мысли о том, что каким бы нежным, чутким и потрясающим ни был Джеймс, секс с Калебом оставил в ее душе гораздо более глубокий след? Понимание, что она, похоже, снова ввязывается в отношения с напарником, хотя обещала себе никогда этого не делать? Она не знала. Грейс предчувствовала надвигающийся смерч.
Глава 21
Неловкости, вопреки опасениям Грейс, между ними с Джеймсом не было. Прошедшая ночь стала катализатором и громоотводом в их отношениях. Утро перед работой прошло на удивление спокойно. Джеймс помог ей справиться с эмоциями молчаливым по большей части, но ощутимым присутствием. «Какая бы битва ни шла внутри тебя… если нужно подкрепление – я рядом», – только сказал он и сгреб ее в объятия. К этому Грейс нечего было добавить, и она позволила себе расслабиться. В машине Джеймс попросил прощения за свою выходку с Алексом Стоуном и подвез ее домой.
– Нечего прощать. – Грейс стянула влажные еще волосы резинкой и расправила складки на рубашке Джеймса, которую накинула поверх платья. Нортвуд остался в майке без рукавов, пиджак, убранный в чехол, лежал на заднем сиденье.
– Да, но…
– Хорошо, Джеймс. Я тебя прощаю.
* * *
В управление они приехали каждый на своей машине, но все равно столкнулись возле кофейного аппарата. В поведении Джеймса ничего не изменилось, он с самого начала был с ней мягок и в основном учтив.
Когда у них с Эваном завязались отношения, Грейс превратилась в параноика. Она стала меньше контактировать с напарником вне расследований: перестала ходить в бары с коллегами, следила за языком тела, сократив до минимума все случайные касания и взгляды, постоянно придумывала
