Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Дальше Лизу позвали дрожащие на ветру белые ветреницы, чтобы смениться своими желтыми товарками, заполонившими следующую полянку — словно леший играл тут в шахматы: клеточка белая, клеточка желтая. А потом попались фиолетовые хохлатки, нежные фиалки, медуница… Леший очень старался.

Лиза поклонилась в пояс:

— Спасибо, дедушка Леший, порадовал. Только не переживай — я в порядке. Честно.

Сова где-то далеко ухнула, не соглашаясь с ней. Спорить не хотелось — Лиза помчалась по тропинке дальше, как в детстве, когда спешила за отцом: через лес, потом по деревянной лестнице, ведущей к водам Идольменя, потом по песку вдоль кромки озера, потом снова по дереву — по старым мосткам, кое-где уже прогнившим и провалившимся.

Она села прямо на доски, как в детстве. Подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком. Смотрела, как ветер гнал на берег мелкие волны, как они с шумом плескались о мостки, разбивались и снова неслись дальше, чтобы выброситься на песок и вернуться обратно в озеро.

Холодно не было. Только чуть зябко и совсем немного голодно. Дрожалки Лизе не хватило, но возвращаться в дом под жалеющие взгляды не хотелось. Пока еще не настолько голодно. Пусть Саша выспится. Его же поднимут тут же, стоит ей вернуться.

Она вспомнила главное и прошептала в холодные воды:

— Ты мой. Я знаю — ты слышишь меня. Ты же хочешь свободу? Приходи — я могу её тебе дать. Только я. Иные будут использовать тебя как холопа.

Идольмень продолжал спокойно плескаться, словно её слова его не волновали.

Наверное, стоило капнуть крови, чтобы вода её услышала. Лиза даже нашла, где можно от мостков отломать острую щепку, чтобы проткнуть палец, но только при мысли о боли, которая тут же возникнет, стало дурно. Её бросило в жар, звучащий отрешенным голосом императора. Сердце забухало в грудной клетке, как перепуганная птица рвется наружу. Лиза сцепила зубы — она тут одна, и она в безопасности. Не хочет вода сейчас ей отвечать — ответит позже.

Она в безопасности, а вот Идольмень — нет.

— Только запомни, Идольмень, может оказаться поздно. Даже на глубине тебя могут достать — артефакт воды неизвестно в чьих руках.

Озеро и тут промолчало, глухо стуча волнами о мостки.

За спиной раздались мерные шаги, пугая до одури — Лиза резко обернулась на спокойный голос Саши:

— Лиза, это я. Не пугайся.

Он, одетый по-домашнему в простой костюм и наброшенную на плечи шинель, нес в руках плед и корзину, откуда вкусно пахло выпечкой.

Саша сел рядом, тяжело опускаясь на мостки. Корзину он поставил сбоку от себя.

— Лиза…

Он накинул ей на плечи плед и запустил под него своих огневок — она и не заметила, как замерзла. Все же гулять в одном платье несколько легкомысленно. Зима скоро. Саша серьезно рассматривал Лизу, словно пытался понять: насколько она больна. Вот именно от таких взглядов она и хотела тут спрятаться, чтобы собрать себя воедино из разбитых императором кусочков.

— Я в порядке.

Наверно, это прозвучало излишне горячечно, потому что Саша снова бессильно повторил, как молитву:

— Лиза…

Она сама подалась к нему, прислоняясь к крепкому, неудобному, твердому плечу. Саша обнял её, прижимая к себе.

— Я не лгу. Потом, может, не буду в порядке, но пока — терпимо. Потом это будет приходить во снах или в темноте, но пока… Не стоит беспокоиться. И не стоит из-за этого пропускать службу.

Он нахмурился и долго в упор смотрел на неё. Кажется, она сказала что-то не то или не так подобрала слова.

— Стоит, — твердо сказал он. — Ради тебя стоит пропускать службу или даже сменить её. Это во-первых. Во-вторых, сегодня воскресенье. А в третьих, я сам пока отстранен от службы. Почти по тем же причинам, что и ты. Кровопотеря.

— Император или?..

Саша улыбнулся, привычно отворачиваясь в бок:

— Полоз. Я дал ему свободу. Баюша сказала, что именно земля тебя забрала — мы с Мишей пошли к полозу, чтобы остановить его.

Лиза не совсем его поняла:

— Почему не к Дашкову?

Саша достал из корзины свою серебряную фляжку и протянул Лизе:

— Сбитень. Пей — согреешься.

Она послушно сделала глоток густого, сладко-горького лета.

Саша, продолжая с улыбкой рассматривать её, принялся пояснять:

— Мы с Мишей пошли не в Дашкову, потому что князь Волков, тот, который Константин Львович, в своем прощальном письме написал, что один из артефактов у императора. Дашков же, предположительно, управлял полозом кровью.

Лиза, протягивая фляжку Саше и наблюдая, как он делает большой глоток чуть запрокидывая голову назад, как ходит вверх-вниз его острый кадык, пробормотала:

— Дашков, кажется, стоит за нападением на императора.

— Возможно, — согласился он, протягивая фляжку назад Лизе. — С этим еще предстоит разобраться.

— Ты завтра выйдешь на службу? — она тут же сделала глоток, прячась от Саши за фляжкой.

Он мягко ответил, меняя румяный, пропахший ванилью сладкий пирог на пустую уже фляжку:

— Это не от меня зависит.

Лиза что-то подобное и ожидала. Она уставилась вдаль, бездумно отрывая кусочки от пирога и закидывая их в рот.

— Не надо быть при мне сиделкой, Саша. Я знаю — это будет возвращаться во снах, это будет то и дело напоминать жаром стыда и боли, из-за случайно оброненных слов. Но я выдержу. Я смогу. Не стоит.

Он сильнее прижал её к себе:

— Лиза… Зачем тогда вообще нужны друзья? Зачем тогда вообще нужен я, если у меня нет даже права тебя поддержать и утешить?

Горло перехватило удавкой боли:

— Я не это хотела сказать… Я не хочу тебя к себе привязывать, Саша. Вот что я хочу сказать.

— Лиза, друзья, семья, возлюбленные — это и есть душевные привязанности. Это нормально.

Она призналась куда-то в пропахшую бергамотом шинель:

— Я слишком долго была одна.

— Я тоже. Просто позволь мне и другим быть рядом с тобой, когда тебе нужна поддержка.

— Саша… А давай…

В Лизе заговорила шальная храбрость.

— …а давай поженимся?

— Лиза… — он тихо рассмеялся ей куда-то в макушку.

— Меня кидает из крайности в крайность?

— Именно. — Его сухие, чуть царапающие губы поцеловали её в висок. — Сейчас пост. Свадьбы не играют. Придется подождать месяц. Хотя не будь пост, я все равно отказался бы сейчас от свадьбы. Ты достойна и белого платья, и длинного шлейфа фаты, чтобы жизнь была такой же длинной и счастливой, как она… Я не