Первый день смерти - Карина Тихонова

– Людоедство, – повторил он. – Если бы ты знала, что он натворил годом раньше!..

– Нет, – перебила я. – Я не хочу ничего знать. Мне достаточно того, что натворил ты.

Севка глянул на меня исподлобья.

– Это реклама, – сказал он. – Старый придурок даже не подозревает, какая у него будет реклама после выхода программы в эфир!

– Ни одной свободной койки, – подсказала Маринка и снова нехорошо рассмеялась. – Все захотят умереть именно в этой клинике!

Севка закинул ногу на ногу и высокомерно промолчал. Я обдумала сказанное. Одна вещь не давала мне покоя.

– Значит, в больнице нас снимали?

– Конечно, – ответил Севка. – Камеры были установлены и в гостинице, и в больничных палатах!

– А как мы целовались, тоже снимали? – спросила я.

Маринка удивилась.

– Ты целовалась с этим дерьмом?

– Заткнись! – велел Севка, выведенный из терпения. Тут же осадил сам себя и ответил тоном ниже: – Прости, Уля. Это опять-таки была импровизация. Но до чего здорово все получилось! Незапланированная лирическая линия! Очень красиво. Публика будет визжать и плакать.

– Думаешь, публику удовлетворят наши поцелуи? – спросила я. – Это после секса в прямом эфире?

Севка вздохнул и ничего не ответил. Зато ответила Маринка:

– Дура! Этот секс был продажной акцией! Проституцией в чистом виде! А ваши поцелуи...

– Заткнись! – снова оборвал ее Севка.

Маринка злобно рассмеялась.

– Ну, хорошо, – произнесла я. – Что было дальше?

– Дальше была деревня. Перевалочный пункт. – Севка посмотрел на меня виноватыми глазами. – Прости, Уля. Зрителям интересно посмотреть, как золотая молодежь живет в свинарнике.

– Вы жили в свинарнике? – осведомилась Маринка.

– Почти, – ответила я. – Почему следующей была Дунька?

– Психолог посоветовал, – ответил Севка. – У Дуньки начало крышу сносить. В общем, она становилась...

Он остановился.

– Балластом, – договорили мы с Маринкой хором.

Севка промолчал.

– Да, – сказала я пустым невыразительным тоном. – Здорово придумано.

– Ты была неподражаема! – отозвался Севка. – Один твой забег в супермаркете чего стоит! Клянусь, я в тебя чуть не влюбился!

Я вспомнила визг тормозов, десятиэтажный мат перепуганного водителя, толпу людей, кольцом сомкнувшихся вокруг меня. Дотронулась до правого бедра и сказала:

– Чуть не влюбился... А если бы я его догнала и убила, тогда бы влюбился?

– Уль, не утрируй, – попросил Севка.

– Я не утрирую, – ответила я. – Я этому вашему... актеру... плечо продырявила. С этим что делать?

– Ничего не делать, – хмуро ответил Севка.

– Плечо оплачено, – объяснила мне Маринка. – Так?

Севка не ответил.

Несколько минут мы сидели молча, потом я спросила:

– Где Ванька с Дунькой?

– Они в больнице, – ответил Севка. – Ничего серьезного! Просто Ванька немного заикается и плохо ходит. Дунька за ним ухаживает.

– Действительно, – подтвердила Маринка. – Что тут серьезного?

– Ребят, вы не понимаете! Это такой шанс! Вы все можете прославиться! – Севка в волнении вскочил с кресла и пробежался по комнате из конца в конец. – Это популярность! – сказал он, останавливаясь. – Это деньги! Это возможность сделать карьеру! Это все, что нужно нормальному человеку для нормальной жизни!

Мы с Маринкой молча переглянулись. Севка снова уселся напротив нас и вкрадчиво сказал:

– Кроме того, вас ждет сюрприз.

– Как, еще один? – всполошилась Маринка.

Севка не обратил внимания на ее выпад. Наклонился к нам и торжественно произнес:

– Месячная поездка в любую страну мира! По желанию! Пятизвездный отель! Оплаченные развлечения! Десять тысяч наличными! Каждому!

– Мы же не продаемся! – напомнила Маринка. – Забыл? Публике это не понравится!

Севка бросил на нее короткий хмурый взгляд и с надеждой посмотрел на меня.

– Уля! Скажи что-нибудь!

Услышанное пока не уложилось в моей заторможенной голове, и я не могла совместить Севку, в которого была влюблена, с этим незнакомым мне телевизионным человеком. Но отвечать было нужно, и я постаралась четко сформулировать свои мысли.

– Значит, так, – начала я. – Никакая программа с нашим участием в эфир не пойдет. Это раз.

Севка нервно закинул ногу на ногу. Его губы заметно побледнели.

– Если ты осмелишься это сделать, мы тебя засудим, – продолжала я так рассудительно, что сама удивилась. – Поводов масса, ты и сам прекрасно знаешь.

– Уля! – прошептал Севка. – Ты понимаешь, сколько денег вложено в этот проект? Ты же меня без ножа режешь! Я же обещал, что вы не будете против! Я обещал, что вы меня поддержите!..

– Плевать мне на это, – ответила я спокойно.

– Уля! Мы же друзья! – напомнил Севка дрожащим голосом. – Ты не можешь со мной так поступить! Это мой шанс! Единственный шанс в жизни!

Я пожала плечами и повторила:

– Плевать. Выбирайся как хочешь.

– Кстати, – вклинилась Маринка, – где ты нашел продюсера на этот ублюдочный сценарий?

Севка не ответил. Сидел, прикусив нижнюю губу, и не сводил с меня отчаянного взгляда.

– Ах, да! – вспомнила Маринка. – Твоя мамаша работает на какого-то киношника! Он, что ли, в тебя вложился?

– Уля, – попросил Севка, не обратив на Маринку внимания. – Помоги мне. Умоляю тебя!

– Нет, – ответила я. – Ты оказался невыгодным проектом. Смирись и убирайся.

Севка не шевельнулся.

– Снимаете? – спросила Маринка у оператора.

Тот не ответил, но от камеры не оторвался.

Маринка выбросила вперед правую ногу и с силой врезала в основание кресла. Кресло свалилось набок, Севка кувыркнулся через голову и оказался на полу.

Маринка продемонстрировала камере букву «о», сложенную из большого и указательного пальцев.

– Снято! – сказала она с удовлетворением. И деловито велела Севке: – Пошел вон.

Севка завозился на полу, пытаясь подняться. Мужчины, пришедшие вместе с ним, застыли в дверях, не пытаясь прийти на помощь.

– Руку дайте! – с бешенством произнес Севка, обращаясь к ним.

Никто не тронулся с места. Маринка расхохоталась.

– Ну что? – спросила она. – Вот тебе наглядная котировка собственных акций! Ты банкрот!

Севка медленно поднялся на ноги, его лицо расцвело ярко-красными кляксами. Минуту он стоял неподвижно, переводя пристальный взгляд с меня на Маринку.

– Ненавижу! – сказал он негромко, но очень выразительно.

– Взаимно! – откликнулась Маринка.

А я промолчала.