Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова
Настроение сделалось хуже некуда. Очень уж это противно – подозревать во всех тяжких симпатичных тебе людей, злом платить за доброе отношение. «Наш второй врач, мистер Саргасс, по понедельникам принимает в городе», – сказала когда-то Эмили. Так почему же в дни убийств он всякий раз оказывался в школе? И вообще, не слишком ли часто его имя упоминается в таблице? А профессор Инджерсолл? Так ли велика разница между дротиком и другими… гм… метательными орудиями? Чувствуешь себя от таких мыслей последней дрянью.
Но свободный от проклятий капитан Веттели… ах да, теперь уже майор Веттели умел справляться с эмоциями. Целый день он рыскал по школе с непроницаемым лицом и толстой тетрадью в руках и, стоически игнорируя косые взгляды и язвительные замечания коллег, проводил «опрос свидетелей» – так он назвал для себя эту процедуру. Цель ее была проста: установить с точностью до минуты и указать на плане, где именно находился каждый из сотрудников и старших учеников школы в момент совершения последнего преступления, кого при этом видел и кто мог видеть его, – Веттели решил пойти по горячим следам и на более ранние случаи пока не отвлекаться.
Итог своей бурной деятельности он демонстрировал вечером Эмили, с гордостью, но и с недоумением тоже.
Гордость его была обоснованной: работу удалось провернуть воистину титаническую. План школы, аккуратно начерченный тушью на большом листе веленевой бумаги, густо пестрел значками и цифрами, обозначающими чьи-то живые души, и стрелками, указующими, кто на кого смотрел. Каждый из обитателей Гринторпа старше пятнадцати лет, за исключением Токслея, как обычно уехавшего в Эльчестер еще накануне, Фредерикса, отбывшего первым утренним омнибусом к дантисту в компании с младшей воспитательницей девочек, заболевшей флюсом, и одной из прислуг, отправившейся в деревню за зеленью к обеду, обрел свое место на чертеже.
Это и стало причиной недоумения. Получалось, что у них у всех до единого, включая Саргасса с его заброшенной городской практикой, и Гаффина с трупом под кроватью, и директора с дротиками, на момент преступления имелось алиби! Каждый находился на виду как минимум у двух человек и просто не имел физической возможности совершить злодеяние. Как такое понимать?
– Нет, сегодня я уже точно ничего не пойму, даже думать не стану, – сказал он Эмили, утомленно моргая. Есть выражение: «На ногах не стоять от усталости». Так вот, о ногах уже и речи не шло. Голова не хотела держаться на шее прямо. Зато настроение улучшилось настолько, что он завел разговор о свадьбе. Но Эмили как будто и не обрадовалась.
– А знаешь, ты изменился, избавившись от проклятий, – сказала она тихо.
– Конечно, изменился, – охотно согласился он. – Разве это плохо? Ты не рада?
Эмили рассмеялась, толкнула его обратно, взъерошила ему волосы.
– Разумеется, хорошо, тут двух мнений быть не может! Но раньше ты был… какой-то уязвимый, что ли. А теперь стал такой стремительный. – Она медленно подбирала слова. – Я не уверена, что нужна тебе по-прежнему, понимаешь?
До этой самой минуты он наивно воображал, будто вся его житейская дурость проистекает исключительно из проклятий. Что стоит от них избавиться, и он в мгновение ока превратится в подобие Токслея – прирожденного ловеласа.
Как поступил бы на его месте Токслей? Уж конечно, он обрушил бы на свою избранницу целое море комплиментов, доказывая, что она самая прекрасная из всех женщин на свете и нужна ему, как сама жизнь (в отношении Эмили это было бы истинной правдой).
А что сделал Веттели? Энергично помотал головой и воззрился на любимую с таким видом, с каким одно не блещущее умом парнокопытное обычно взирает на новые ворота.
– Нет! Не понимаю! А что мне нужно?
Мисс Фессенден отвела взгляд:
– Какая-то другая женщина, более… соответствующая. Красивая. Блестящая. Светская, в конце концов. Я кто? Я только играю иногда в «настоящую леди» ради удовольствия своих родных.
– Пусть она только сунется, эта твоя другая женщина! – пообещал он мрачно. – Я без тебя вообще жить не могу. Ты только не бросай меня, ладно? – Это прозвучало совсем уж жалобно, но, должно быть, очень искренне, и Эмили рассмеялась.
Лучшее время для того, чтобы думать о важном, – утро, когда ты еще не до конца проснулся и посторонние, чисто житейские мысли тебя пока не отвлекают. Лучшее положение – горизонтальное: тогда крови легче добраться до головы, что стимулирует мыслительные процессы.
Трудно сказать, насколько такое умозаключение было справедливым, но ответ действительно нашелся быстро. Одно из двух: либо убийца достаточно силен в магии, чтобы навязать свидетелям ложные воспоминания, либо он вообще не принадлежит школе… Да! Он приходит в школу со стороны, но при этом прекрасно ориентируется в ее планировке и внутреннем распорядке. Он пробирается в здание, никем не замеченный, потому что умеет ловко отводить глаза. Убивает и исчезает бесследно. Хитрый, опасный и неуловимый, может быть, одержимый, может быть, проклятый…
Он всегда действует очень расчетливо, но однажды ему просто не повезло: неподалеку от школы его заметил и, вероятно, узнал несчастный Честер Гримслоу. Хоть и пьяницей был отставной полковник, и в больших летах, а все-таки подготовленному офицеру не так-то просто отвести глаза. Вот откуда на поле для гольфа взялся заиндевевший труп со свернутой набок шеей – убийца избавился от ненужного свидетеля! Если бы не случай, занесенное снегом тело пролежало бы там до самой весны.
Сложнее другое: почему этот чужак так хорошо знает школу изнутри, откуда получает сведения обо всем, что в ней происходит? Пробирается скрытно и следит? Маловероятно. День за днем отводить глаза нескольким сотням человек – на это даже профессиональному магу никаких сил не хватит. Значит, убийца вхож в Гринторп открыто, или был вхож раньше, или имеет осведомителя. Может быть, он родственник или близкий друг кого-то из учителей или обслуги, может, недавний выпускник, имеющий младшего товарища среди нынешних учеников, бывший сотрудник, уволенный и затаивший обиду, приходящий работник вроде трубочиста или крысолова…
Да, но с какой стати всем этим людям ненавидеть новичка Веттели, не причинившего им никакого зла и вообще ни малейшего отношения к ним не имеющего?
А кто сказал, что источник ненависти –
