Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер

— И как?

— Он был пьян. В ссанину. Вообще не врубился, кто мы такие. Да он тогда даже бы не вспомнил собственное имя. Меня это потрясло. Я вернулся к себе в номер и написал об этом песню.

— «Пристрелите старого пса». Помню.

— Элвис-Элвис… Он был моим кумиром.

Пепел, упавший на диван рядом с Трисом, по-прежнему тлел.

— И как вы сейчас себя воспринимаете?

— В каком смысле?

— Вы видите себя героем? Жертвой? Мастодонтом, пережившим свой век?

— Я — Ти-Эс, — он пожал плечами. — Я здесь. Сейчас. А завтра…

— Что завтра?

— Завтра будет другое «сейчас». — Он наклонил голову и прижал к уху ладонь, будто бы вслушиваясь в отдаленный грохот барабанов. — Классно, да? Другое «сейчас». — Трис с довольным видом взял со стола один из блокнотов, что-то в нем накарябал, после чего швырнул его обратно. — Прошу прощения. Сейчас светлые мысли приходится записывать. А то я их забываю.

— Не вы один, — заверил я. — О чем-нибудь сожалеете?

— Только о том, что мне не девятнадцать.

— Почему именно девятнадцать?

— Хорошее времечко было. Лучшее. Оскар Уайльд однажды заметил: живи в свое удовольствие — и это будет лучшей местью врагам. Ну что на это скажешь? Оскар Уайльд никогда не выступал на сцене и не играл рок-н-ролл. Тогда все было в кайф. Все. Я, Рори, кореша, музыка. Я… Тело меня подводит, Хогарт. Трубы ни к черту. Капремонт нужен. Ни пожрать не могу, ни посрать, даже поссать толком — и то не в состоянии. Половину времени приходится носить этот сучий памперс. Жрать лекарства. От живота. От сердца. Я уже старик, корешок. Состарился раньше времени. Как, собственно, и все — из тех, кто остался. Скольких уже нет. Рори. Паппи Брайан. Бонзо. Мун. Хендрикс. Может, и мне уже не так много осталось… А в девятнадцать… Славное времечко было. Играть всю ночь по маленьким клубам. Играть, просто потому что тебе это в кайф. Телочек снимать. Оттягиваться. Ни тебе срачей. Ни лорда Гарри… — Он помрачнел.

— Лорд Гарри?

— Герыч. Героин.

— Ходили слухи, что вы подсели, но я не знал, верить или нет.

— Два года чумового угара, за которые потом пришлось расплачиваться. Я и сейчас плачу по этому счету. Если сейчас закинусь чем-нибудь серьезным, то сыграю в ящик. — Трис отправил в рот ложку детского питания и покачал головой. — Сейчас все иначе. Раньше кладешь задницу на табурет, врубаешь оборудование, и дело в шляпе, к утру запись готова. Сейчас на это уходят месяцы. Сейчас в дело идут синтезаторы Муга и шестнадцать сраных регистров. Это называют музыкальной живописью. Но это не музыка. А турне? А гастроли? Боже, да всем уже насрать на музыку. Все думают только о лазерных шоу, о частных самолетах, личных массажистках, едрить их налево, и клипах на «Эм-ти-ви». Вы там в Штатах смотрите «Эм-ти-ви»?

— Лично я нет. У меня есть золотые рыбки.

— Теперь рок — это серьезный бизнес, корешок. Он стал полной противоположностью тому, чем был изначально.

— И вы тоже внесли в это свою лепту.

— Сам знаю. Меня от этого блевать тянет.

— Всегда можно вернуть деньги, — предложил я с ухмылкой.

На один короткий миг его знаменитые ноздри раздулись, но Трис тут же расслабился и хрипло хохотнул:

— Не до такой степени.

— Почему бы тогда просто не уйти, раз уж собрались? Зачем заморачиваться с книгой?

Трис задумчиво почесал поросший щетиной подбородок:

— Прежде чем откланяться, нужно кое-что рассказать. Меня достал Питер Таунсенд[26], который талдычит каждому встречному-поперечному, какая он глубокая, мать его, личность. А еще… я хочу им показать, всем, до последнего, что тут у меня на самом деле внутри. — Он постучал кулаком по груди.

— А я думал, вам уже все равно, что о вас думают.

— Так и есть. Но мне не все равно, что думаю я. Ясно?

— Вроде да. Однако прежде, чем мы продолжим, мне бы хотелось обратить ваше внимание на то, что у вас горит диван.

Медленно, очень медленно он повернулся и посмотрел на лежавшую рядом с ним подушку, на которой уже плясали язычки пламени. Бесстрастное выражение лица нисколько не изменилось. Некоторое время Трис спокойно разглядывал пляшущие язычки, после чего просто прибил пламя ладонью, даже не поморщившись. Закончив тушение пожара, он развернулся и снова устремил свой взгляд на меня.

— Мне нужны от вас кое-какие гарантии, — промолвил я.

— Гарантии? — прищурился Трис.

— Работа над воспоминаниями, если, конечно, вы хотите, чтобы у нас получилась хорошая автобиография, требует много сил. Это долгий, мучительный процесс.

— Я хочу, чтобы получилась хорошая книга. Лучшая. — Сейчас он напоминал избалованного ребенка, выбирающего в магазине велосипед.

— Превосходно. Тогда будьте готовы к тому, что я выжму из вас все соки. Это моя работа. Я прошу вас довериться мне. Если я чем-то недоволен, значит, на то есть причина. Мне не интересен ваш имидж. Мне не нужна статья в глянцевом журнале. Мне нужны вы. Я хочу знать, что вы ощущали. О чем мечтали. Мне нужны подробности, вплоть до цвета обоев. Я буду суров, строг и надоедлив. Вам придется потратить на меня уйму времени. Порой я буду как шило в заднице. Джей сказал, что вы готовы довести дело до конца. Теперь я хочу то же самое услышать от вас, поскольку если есть даже крошечный шанс, что через несколько дней вам наскучит, то лучше и не начинать.

— Джей? — Трис озадаченно нахмурился.

— Джей Вайнтроб.

— А-а-а-а… — протянул Ти-Эс. — Юрист. Ну да. Вы что, знакомы?

— Он меня нанял.

— Ясно… Ну что ж, Хогарт. Обещаю. Будем работать. Все равно деваться мне отсюда некуда, разве что в ад.

— Это еще не все. Я хочу, чтобы вы были со мной полностью честны. Вы должны говорить правду.

— Правду, — Трис повторил это слово несколько раз, словно речь шла о некой странной метафизической концепции. — А вот это будет интересно. Столько вранья нагромоздили за эти годы. Можно сказать, что все это не имеет никакого отношения к реальности.

— Не успеваю за ходом вашей мысли. Видимо, до сих пор живу по нью-йоркскому времени. Что вы имеете в виду под словом «реальность»?

— Ну, хотя бы Дерека, красавчика Дерека…

— Ваш бас-гитарист.

— …который трахал мускулистых парней.

— Неужели?

— При том что в реальности он хотел отодрать Рори.

— Что?

— Но только вот Рори трахался с моей Тьюлип.

— Вот как?

— На которой я был женат целых два сраных года, прежде чем мы об этом поведали хоть одной