Тайны дубовой аллеи - Дж. В. Фелл

– Будет лучше, если учителя разойдутся по кабинетам. Видите ли, сэр…

– Не вижу! – замахал руками тот. – Я сделаю, как вы сочтете нужным, но ничего мне не объясняйте. Хочу оставаться в неведении. Я такой же подозреваемый, как все остальные, лишние сведения могут повредить моему алиби.

Из тех же соображений Инджерсолл не пожелал узнать и о том, каким образом была проведена эвакуация и где именно пребывали пять сотен его питомцев. Пожалуй, это была верная позиция, но Веттели подумалось, что, окажись он на месте профессора, любопытство взяло бы верх над благоразумием. «Вот потому тебе и не стать никогда директором школы!» – назидательно сказал о себе майор.

А коллег он разогнал по двум причинам.

Во-первых, для «удобства» убийцы – будет чувствовать себя более уверенно и действовать менее осмотрительно, когда поймет, что обычный школьный распорядок принципиальных изменений не претерпел. Не то еще начнет особо осторожничать – лови его тогда!

Во-вторых, это был лучший способ объяснить Эмили, с чего вдруг он начал ее избегать. Только она, кажется, сама все поняла, слишком тревожным был ее взгляд.

…Это было как в ночном рейде: врага не видно, полагаться можно только на слух и то усиленное боевой магической подготовкой чувство, которое принято называть «шестым». Нервы напряжены, концентрация предельная – ни одной посторонней мысли, разум как щель прицела. Метательный нож наготове, спрятан в ладони.

Поворот… Еще поворот. Повороты особенно опасны. Вряд ли убийца рискнет просто выйти навстречу, рассчитывая на свое умение отводить глаза. Он должен понимать, что против опытного офицера такой прием может не сработать. Поэтому удар, скорее всего, нужно ждать из-за угла. Или с дальнего расстояния. Хотя нет. Преступник умен, он не станет повторять ту же ошибку, что допустил с Фаунтлери. Бессмысленно метать одиночную стрелу или нож в того, кто умеет их отводить. Значит, ближнего боя не избежишь, и внезапное нападение из-за угла – это самое умное, что убийца может предпринять. Нет. Не самое. Еще умнее – выбрать себе другую жертву, неспособную дать отпор.

Поворот… Чисто!

Да. Можно поискать подходящего мальчишку в деревне. А если кровь должна пролиться непременно в пределах школы? Тогда… Гаффин!

Как он мог не подумать про Гаффина! Совсем молодой парень, нежный и слабый, как девушка, безобидный, как кролик! К тому же очень чудной. Все жертвы школьного убийцы – люди со странностями, Огастес как нельзя лучше вписывается в их компанию… Да жив ли он еще?!

Движимый дурным предчувствием, Веттели поспешил в правое крыло, к кабинету словесности.

Поворот. Лестница. Поворот.

Предчувствие не обмануло. Только к Огастесу Гаффину оно никакого не имело отношения.

Убийца был рядом. Поджидал за мощным выступом стены, поделившим первый этаж правого крыла на две неравные части: меньшую – учебную и бо́льшую – жилую. Расчет был верным: совершая положенный обход школы, дежурный учитель рано или поздно обязательно пройдет мимо, этого места ему никак не миновать.

Веттели явственно ощущал чужое присутствие и исходящую от него угрозу и двигался им навстречу, стараясь казаться расслабленным и беспечным. Это было не так уж трудно – он в самом деле почти не волновался. Кто предупрежден, тот вооружен; удар не будет внезапным, он сумеет его отразить.

…Пять шагов до врага… четыре… три… два…

Скрипнула белая дверь, украшенная красной пиявкой Диана Кехта. На пороге изолятора для мальчиков появилась Эмили, радостно шагнула ему навстречу.

– О! Берти! Ты Саргасса не ви…

– НАЗАД!

Он ничего, ничего не мог поделать! Он не успел. Нельзя отвести пулю, которая летит не в тебя.

Миг – и она лежит навзничь, из развороченной глазницы торчит грубая рукоять огромного мясницкого ножа, алые струи стекают к виску.

Мир вокруг перестал существовать.

Преступник мог бы открыто подойти к застывшему над ее телом Веттели и убить его хоть десять раз. Зачем, зачем он этого не сделал?

…Сколько-то он просто стоял и смотрел. Потом колени ослабли, он медленно опустился рядом. Не тормошил, не кричал, не звал, ни на что не надеялся. Война научила его безошибочно отличать мертвое от живого.

Жизнь кончилась. И ее, и его тоже. В ней больше не осталось смысла. Осталась только боль, рвущая душу в кровавые клочья. И рукоять метательного ножа, еще горячая в его похолодевшей ладони. Один удар – и не будет больше боли. Не останется вообще ничего…

– А-а-а! Не-ет! Не смей! – Гвиневра вынырнула откуда-то из тьмы, сомкнувшейся вокруг, она металась перед его лицом, как мотылек в пламени свечи, визжала и плакала, и колотила его кулачками во что придется, висла на руке, кусала за пальцы, мешая сделать последний, спасительный удар. – Не смей, слышишь! Не вздумай! Желание! Я должна тебе желание! Загадывай, идиот несчастный!

До его меркнущего сознания не сразу дошел смысл ее слов.

– Что? Ты можешь ее оживать?! – Рука с ножом медленно опустилась, пальцы чуть разжались.

– Не могу! Это дано только богам! И то я не верю!

Пальцы сжались, рука пошла вверх…

– Стой! Время! Я изменю время! Верну вас назад, ты получишь шанс ее спасти! Согласен? Решай скорее, пока никто другой не увидел ее мертвой! Иначе все пропало!

– Согласен! Давай!

– Подожди! – Личико феи было отчаянным и страшным. – Просто так – не могу! Это древняя магия, за нее всегда приходится платить!

– Все отдам! – Что-то подсказывало Веттели, что речь идет не о деньгах. – Душу, жизнь – что хочешь!

– А ее? – Гвиневра уже рыдала в голос. – Ее ты готов отдать?.. Не понимаешь? Она будет жива, но больше не будет твоей! Она полюбит другого! Она будет счастлива с ним, а вашу любовь забудет, как и не было. И напомнить никто не сможет – она просто не услышит. И никаким колдовством не исправишь…

– Согласен! Лишь бы жила!

Поворот… Лестница… Поворот…

Убийца уже рядом, поджидает за выступом стены. Медлить нельзя, счет идет на мгновения, к демонам осторожность!

Пять шагов до врага… четыре… три… два…

Скрип двери…

– НАЗАД!

Прыжок, боль обжигает кожу у виска, падает навзничь сбитая с ног Эмили, он валится сверху, капает кровью ей на лицо. Топот ног по коридору – это убегает убийца…

УСПЕЛ!

…Веттели сел, помог подняться Эмили, похоже, она здорово приложилась затылком о порог. Ничего, главное – жива.

– Норберт? Что случилось? Да у вас кровь!

У «вас»?

Нет, он не ослышался. Они перестали быть на «ты». И нежности в ее взгляде больше нет, только обычное профессиональное участие.

– Ерунда… э-э… мисс Фессенден. Царапина, даже не больно.

Конечно, не больно. Не чувствуется. Заглушает