Весло Харона - Дмитрий Александрович Алейников
— Ты что же, собиралась… обратно на зону?
— Никуда я не собиралась. — Ольга опустила лицо. — А знаешь, это были хорошие стихи…
Рука Сергея застыла в воздухе над клавиатурой компьютера. Он осторожно поймал в стекле монитора отражение девушки. Такой поворот был для него неожиданностью. Ну, накалякал он ей стишок. Так ведь просто хотелось утешить дуреху. Но ведь и она не девочка, чтобы с ходу влюбиться в первого встречного. Что она задумала? Нет, девчонка она, конечно, симпатичная, и будь он посвободнее, не возражал бы погулять с ней, но начинать роман сейчас, когда непонятно, из-за какого угла в тебя могут стрельнуть из неопознанного оружия…
— Оля… — начал Сергей, видимо не зная толком, что собирается сказать.
— Что? — Она вдруг вскинулась, и глаза ее зло сузились. — Хочешь сказать мне, что опять пошутил?
— Нет… — Сергей растерялся, именно потому, что примерно это и собирался сказать. — Я не пошутил, но…
В этот момент дверь квартиры распахнулась. В проем вломились трое с автоматами наперевес.
— Стоять, твари! — цыкнул один из них на остолбеневших Сергея и Ольгу. — Стоять как попало, а то покрошу в кашу!
Сергей узнал этого парня. Это был боевик из бывшей бригады Жука. Гога, кажется. Детектив посмотрел на Ольгу и медленно поднял руки. Она сделала то же самое.
Москва, май 1998
Хильда узнала о смерти Быкова в тот же день. Ей позвонила та самая знакомая, которая и порекомендовала президенту банка обратиться к известному психиатру Хильде Арвидасовне Ронкшинас.
Хильда не помнила, что именно сказала ей знакомая. Поняла лишь, что с Быковым произошел какой-то дикий несчастный случай. Это не вписывалось в ее план, но так или иначе цель была достигнута. Оглушенная новостью, она лишь спросила:
— Уже? Так быстро?
В трубке воцарилась тишина, потом знакомая заверещала что-то, но Хильда отключила телефон.
Она села за стол, уронив трубку на пол.
Положив руки перед собой, ладонями вверх, Хильда долго смотрела на них с удивлением и восторгом, как смотрит рыбак на брошенную им на берег огромную рыбу. «Неужели это я поймал ее?» — спрашивает рыбак сам у себя и сам себе отвечает: «Я!»
Неужели она убила его? Хильда пошевелила пальцами, словно желая убедиться, что перед ней ее собственные руки. Почему, собственно, она вообще смотрит на свои руки? При чем здесь руки? Они почти не принимали участия. Да, открытки и ампулы с лекарством — дело ее рук. Но ведь то главное, что произошло, — произошло в ее голове. Родилось и осуществилось прежде всего в ее мозгу. Невероятно! Одним лишь усилием своей воли она смогла заставить человека уйти из жизни…
История с генералом не давала ей покоя многие годы. Тогда это произошло случайно. Тогда наивная девушка рассчитывала спасти человека. Теперь же… Теперь она задумала убить человека и убила его. Заставила, убедила его умереть. Неужели такое возможно? Неужели она сделала это?
И кто она теперь? Убийца? Отмщенная жертва? Врач, нарушивший свой долг, употребивший свое умение во зло, а не во благо?
Кто же она?
Хильда медленно повернула голову и поймала свое отражение в висевшем на противоположной стене зеркале. Во время приема она обычно периодически мельком поглядывала в него, дабы убедиться, что выглядит должным образом. Теперь она пристально посмотрела на свое отражение и, встретившись с самой собой взглядом, долго смотрела в свои глаза, словно надеясь увидеть ответ на многие вопросы. Она заметила, что из старательно уложенного каскада прически выбилась одна прядь, и поправила ее. Машинально проверила и макияж. Все было в порядке, все безупречно, как всегда. Хильда не считала себя красавицей, но холеная кожа, тщательно уложенные пышные волосы, чувственные губы, аккуратный макияж делали ее более чем заметной. Возможно, она и не была красавицей — о вкусах не спорят, — но черты лица ее не имели ни единого изъяна, словно были выточены гениальным скульптором из гладкого камня. Благодаря строгости пропорций лицо становилось похожим на маску, на утонченное в своей вековой неподвижности лицо античной скульптуры…
И в этот момент Хильда поняла, кто она! Вспомнила, осознала это. Она — божество, ниспосланное на Землю, чтобы покарать людей за зло, творимое и сотворенное ими…
Она — мессия, призванная восстановить справедливость, воздать каждому по делам его…
Хильда вытащила ящик стола и принялась выбрасывать на пол тонкие папки. Десятки папок с досье на тех, кто заслуживал кары и заслуживал принять эту кару из ее рук.
Папку, помеченную инициалами А. Б., — одну из самых потрепанных — она разорвала надвое и бросила в корзину для бумаг. За ненадобностью.
Москва, октябрь 1998
Валя чуть не забыла позвонить. Довольная, что поездка в банк обошлась без неожиданностей, она торопилась вернуться в квартиру. Уже подходя к дому, посмотрела вверх, скользнув взглядом по напоминающей невымытую терку гирлянде балконов почти до самой крыши, но на обратном пути взгляд «зацепился» за окно третьего этажа.
Валя даже не поняла сначала, что привлекло ее в этом человеке, сидевшем вполоборота у распахнутого настежь окна. Человек курил, стряхивая пепел во что-то, скрытое в его руке. Сидел он неуклюже, неудобно: ему мешал большой цветочный горшок, возвышавшийся посредине подоконника. Вместо того чтобы снять его или на худой конец сдвинуть в сторону, человек предпочел скрючиться, скрутившись жгутом и пригнув голову, чтобы не задевать занавеску.
Что-то знакомое было в нем. Валя не могла понять, что именно. Она даже замедлила шаг и теперь, рискуя споткнуться, шла, не сводя глаз с человека на подоконнике и силясь понять, кого же он ей напоминает.
Человек в окне увидел девушку и заметил, что она смотрит на него. Положив нечто, служившее ему пепельницей рядом с цветком, он поднял руку и помахал Вале.
Этот жест помог ей вспомнить. Ну конечно же! Какая она дура! Человек в окне просто напомнил ей сцену из фильма «Семнадцать мгновений весны». Эпизод, когда профессор Плейшнер идет по Цветочной улице, смотрит на окно проваленной квартиры и видит цветок. Все правильно. Только в фильме гестаповцев было двое, и один из них именно так помахал профессору.
Довольная, что загадка так быстро и просто разрешилась, Валя вбежала в подъезд.
Вот так и бывает, рассуждала она. Посмотрит человек фильм или журнал с фотографиями, а потом мается: где я видел это или то? А бывает и наоборот: смотришь в упор на вещь и не видишь. Тот же Плейшнер сто раз смотрел на цветок, а сообразил, что он значит, только в последний
