Нерасказанное - Ritter Ka

Но не вышло.

Я только кивнул.

Лучше бы я не знал.

> ПРИМЕЧАНИЕ. Роды стимулировали примитивными методами. Женщина проходила полноценные схватки и потуги, зная, что ребенка не будет.

II-VI. ПАДЕНИЕ

Я сидел прямо у двери.

Ждал.

Даже не помню, как очутился там.

На полу, спиной к холодной стене.

Мимо проходили люди — врачи, сестры, посетители.

Я пустое место. Пятно на обоях.

Услышал:

“Вы мешаете доктору, уйдите”.

И все.

Никто не спросил, кто я, зачем здесь, почему держусь за голову, почему не встаю.

Олю увезли в другую палату. Мне не позволено.

Папам без детей место не предусмотрено.

Мы же должны быть счастливы. Как Володя.

Лишились хлама.

Тогда я вспомнил о своем отце.

Он не пьянствовал.

Но как-то тоже сидел так, на скамейке под домом, молчал, пока выносили завернутый мёртвый младенец.

Затем шел в конец улицы в кабак.

Чтобы не слышно, как мать в доме кричат.

Я думал: слабак.

Теперь все понял.

******

Вышел во двор. В лицо ударила мартовская сырость.

Дым. Грязь. Конский пот.

Крик чужого города.

Поздний вечер. Темно.

Брусчатка в слизи, тротуары в черной каше.

Под ногами хлюпало, с крыш текли ручьи, капало за шиворот.

Оно стекало по моему лбу.

Я стоял на лестнице, смотрел во двор.

Все утопало в грязи.

Лечь лицом в это месиво, чтобы не вставать.

Напиться.

До отрыжки.

> ПРИМЕЧАНИЕ. Проблемы мужчин, потерявших ребенка, начали интересовать специалистов только с конца 20 в. Во всем мире каждая 8-я беременность замирает.

II-VII. ПЕРВЫЙ

Вечер.

Потрепанная дверь вела вниз.

Полуподвал.

“Рюмочная”.

Запах дешевого вина и табака. На стенах влага, пятна, зеркало в темной копоти.

Кельнер – молодой, усталый. Поднос с выпивкой. Поставил стопку.

Меня трясло от холода.

Первая.

– Еще, – сказал я.

Запекло горло, как чистый спирт. Хорошо. Пусть печет.

Вторая. Третья.

Пот по хребту. Тепло поднялось вверх. Во рту размазан металл.

Парень стоял рядом, ждал, пока я допью.

Глаза темные, тихие. Задержался на мгновение. Не отводил взгляда.

Меня еще трясло от боли, а внутри шевельнулось другое.

Ни с того, ни с сего.

Тепло пошло вниз, тело спутало направление.

Я почувствовал, как твердеет, и меня охватил ужас.

Несвоевременно. К чему.

После такого не должно быть.

Поднял глаза — парень стоял напротив, держал поднос со штофом, ждал.

Свет из-под лампы резал ему лицо, молодое, ровные усы, но под глазами темные полосы, как у ночного зверя.

Он смотрел на меня прямо, не хлопал.

Взгляд держал как вызов.

Я попытался отвести глаза. Не смог.

В голове зашумело, будто кто-то свернул мне шею.

Он насмехался надо мной. Услышал, что мне плохо.

И это меня разозлило и потянуло одновременно.

Тишина между нами стала тяжелой, как удар.

Я кивнул: "ушли".

Он знал, что я хочу. И не опасался.

Указал мне рукой.

К служебному выходу.

Я встал.

Мы вышли в проход. Узкий, сырой, дальше лестница еще вниз, в подвал.

Он шел впереди.

Я видел его спину, лампу над головой, пару изо рта.

И не выдержал.

На второй строчке толкнул в лопатки. Резко как удар.

Он качнулся, но устоял, не обернулся.

Подсобка была тесная, низкая. Лампа на черной цепи закачалась. Я задел плечом. Свет метался по стенам.

Он стал. Смотрел на меня.

За стеной шумели посудомойки. Звон стекла, лязг мисок, хлюпот воды. Отрывки разговоров. Другой мир. Там, где смеются.

Толкнул его к стене. Резко.

Он ударился спиной, но ничего не сказал.

Почему?

Разозлил меня.

Хванул его за плечи.

Развернул спиной.

Он стал. Как следует.

Молча.

Воздух был горький, влажный. Запах собачьего мыла, табака и грязи.

Я не размышлял. Уже все плыло.

Вечером я всегда плохо вижу.

Видимо, плюнул на руку. Просто чтоб не рвать кожу. Рефлекс. Вошел.

Он повернул голову. Хотел посмотреть, что я делаю.

Я схватил его за подбородок, резко развернул и закрыл рот ладонью.

Я не хотел видеть.

Дальше – провал. Крик воды в трубах. Металлический грохот.

Затылок.

Шея.

Белый воротник.

Черные веревки его жилет.

Какая-нибудь доска, чтобы держаться.

Ударился об нее.

Движение – толчок – забвение.

И где-то там, среди того грохота, я кончил - внезапно, почти из ярости.

В голове шумело, лампа качалась над нами, как маятник.

Хотел, чтобы застыла. Чтобы хоть что-то остановилось.

Тишина. Как под водой.

Как после взрыва.

Я облокотился на тумбу, меня шатало. Нехорошо. Во рту горечь.

Я пытался сказать что-то, выплюнуть слово, но только проглотил воздух.

Все. Застегнулся.

И вылез во двор.

> ПРИМЕЧАНИЕ. Барьер. латексн. контрацептивов еще не существовало, как и мирамистина. Лубрикантами служили вещества, которые могли вызвать хим., Терм. и аллерг. реакции (живот. жир, мыльный концентрат и т.п.), не были распространены.

II-VIII. ВТОРОЙ

Московская улица.

Дурная ночь. Мжичка из самого нутра гнилого города.

Манжет моего пальто темный от грязи.

Розтискаю кулак.

Смотрю.

Таблетка. Серая, крошечная, соленая.

Бром.

Максим дал. "Помогает тушить лишнее."

Я смеялся, что глуп.

Ну кто сам себе такое сделает.

Теперь знаю кто.

Хватит смотреть.

Ковтаю.

Водка вышла.

Стоит без причины, как у больного.

Тело мстит.

Понять бы только за что.

Стою у стены, жду.

Воздух холодный, мокрый, режет нос.

Десять минут? Больше? Не знаю.

Не помогает.

Становится еще хуже.

******

Туман густеет, что кисель.

Мелкий дождь шипит по жести крыши.

Изо рта пар. Пальцы сводит. Гудок где-то далеко, эхо в железе.

Колеи узлами.

Внутри левиафана. Пахнет водкой.

Здесь собираются такие, как я. Без имен. Без лиц.

Свет. Зеркалит в лужах.

Открытая дверь ржавого вагона.

Черви двуногие. Бутылка по кругу, хохот.

Они стонут за повозкой.

Я все чую.

Я все знаю.

Сейчас кто-нибудь найдется и на мой зуд.

Смазка, пар, дым.

Рельсы блестят.

Дождь режет лицо.

Тень идет ближе.

******

Обхожу вагон с другой стороны. Там еще одно железное движение.

Узкий проход между ними.

Какие-то трубы.

Железье с дырками вместо окон.

Фонарь просвечивает вагоны везде.

А дождь смывает остатки стыда.

Двое уже здесь.

Скоро завершать.

Тишина.

Пар.

Потом шаги.

Тень подходит.

— Сколько дашь? — тихо.

Выворачиваю карман. Монеты блестят в пятне фонаря.

Он кивает. Придерживает шляпу, чтобы не взлетел. Пожалуй, ворованный.

Опираюсь на ржавую стену. Пальто будет грязным.

Поднимаю воротник.

Расстегиваю пояс.

Дождь режет лицо, из носа поднимается теплый пар.

Он опускается на колени.

Делает. Как заплачено, ртом.

Хлюпение воды и дыхания.

Смотрю вверх.

Нити дождя.

Пусть вода хлещет.

Чтобы текло повсюду – в нос, в глаза, под рубашку.

Быстрее.

Не планировал.

Он поднялся. Развернулся.

А меня уже ничего не остановило.

Зуд нужно было унять любой.

Не держал себя.

Вошел. Все плыло.

Или от дождя.

Или от боли изнутри.

Чувства собрались в одну точку.

Пульсировало.

Получилось. Наконец-то.

Столкнулось несколько раз.

Ненавидел себя. Его.

В этот день.

Это город.

Весь мир.

Тень уходит.

Снимает шляпу.

Чухает голову.

Фонарь подсвечивает белокурые пряди.

Очки.

Исчезает во мраке.

Меня режет ножом.

Это я.

Один.

Когда-то очень давно.

Начинает болеть голова.

Больше нет.

Кончилось.

Отмучил этот день.

******

Гомир.

Ездит колесами по ушам.

Зал ожидания. Высокий потолок. Запотевшие окна. Бронзовые люстры.

Светало. Красный круг вылезал на небо.

Во рту горечь.

Купил кислый чай в стакане.

Сахар перемешать не смог. Трусился от каждого стука ложки о стекло.

Прибывали люди. Сонные, влюбленные, семьи с детьми, чемоданы на ремнях.

Улыбались, целовали друг друга, обнимались.

Я закрыл глаза.

В каждой женщине видел Олю.

И малыша, которого нет и не будет.

На полу занесены с улицы лужи, паровоз визжал за витражной стеной.

Я сидел мокрый.

Отвратительный.

Они все живы.

А я прямо между ними.

Без билета.

Без направления.

Без нашего отпрыска.

> ПРИМЕЧАНИЕ. Бром в Рус. имп. давали семинаристам для угнетения. либидо.

Сегодня бром ассоцией. с хим. кастрацией.

Зуд есть распространение. побочн. реакцией на бром у людей со светл. чутл. кожей.

В. Винниченко известен фразой: "историю Украины невозможно читать без брома".

> ПРИМЕЧАНИЕ 2. Мужская проституция в Рус. имп. юридически не существовало. Тех, кто оказывал услуги транзакционного секса, арестовывали по статье