Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас
Саша кивнул, подходя ближе к фургону. Владимир и Демьян остались возле костра. Лиза слышала, как Демьян принялся что-то говорить Петеру. Что-то успокаивающее.
Ночные допросы запрещены, так что сейчас только общие вопросы — более предметно поговорят утром, после результатов обыска. Петров и Демьян должны сейчас разговорить Кросса, когда как Саша и она поговорят с Шульцем, не давая им сговориться, потом сверят показания обоих. Хотя, если они провернули похищение Великой княжны, они обо всем уже заранее сговорились. Может, Анну или Елену спрятали где-то в тайнике в фургоне? Они же не настоящие русалки, им вода не нужна. Аквариум Шульц и Кросс могут собрать уже перед границей, превращая княжну в хвостатую русалку для таможни.
Лиза не удержалась, говоря Шульцу:
— Вы не говорили, что у вас есть сын.
Тот выразительно поморщился — он снова переигрывал:
— Все никак не могу привыкнуть к вашей стране. В любом другом месте я на вопрос: «Как дела?» — услышу лишь: «Здорово, замечательно, лучше всех!» И только у вас ответ на вопрос о делах вызывает странную реакцию. Вы умудряетесь ответить, что дела, как сажа бела, хоть сажа не бывает белой! Вы умудряетесь пожаловаться в ответе на вопрос сразу на все: родичей, соседей, начальство, страну и мир. На все обиды мира, когда как от вас ждут лишь: «Здорово!» Вы читаете лекции о том, кому на Руси жить хорошо, кто виноват и что делать. Вы рассказываете, какой плохой царь, о том, как его обманывают министры, о том, что царя еще в младенчестве подменили, о том, что надо мир менять, взрывая царя и находя на его место более доброго… Вы одновременно произносите революционные речи и тут же верноподданически прогибаетесь в надежде, что придет новый, добрый царь… Вы строите лучший мир без родичей, соседей, чиновников и прочего. И это все в ответ на простой вопрос: «Как у тебя дела?»! Никогда не пойму вашу страну.
Саша напомнил слова Перовского:
— И нечисть у нас не та, и магические животные…
Шульц довольно закивал:
— Вот-вот! Коты баюны у вас почему-то убийцы, а не сказочники, русалки без хвостов, а птицы… Впрочем, что об этом говорить! Вот даже вы, вернув линорма, почему-то ожидали, что я скажу что-то вроде: «О, он снова убежал, стервец! А вот мой сын не такой — он не сбегает!» Так, что ли, по-вашему, я должен был сказать? Почему обсуждая линорма или пропавших барышень, лично которых я даже не видел и ничего о них не слышал, я должен был рассказать о сыне?
Лиза потупилась:
— Простите, неловко получилось. Я была неправа.
Шульц махнул рукой:
— Простите и вы меня, я нервно реагирую, когда дело касается моего сына. Это сложная семейная история.
— Он не похож на вас, — отрешенно заметил Саша, фраппируя Лизу — так говорить неприлично. Но мальчик на самом деле не походил на Шульца. Тот скривился:
— Вот любите вы покопаться в чужом белье и личной жизни… Мне глубоко за пятьдесят, из них я дома с женой бывал от силы лет пять в общей сложности. Я постоянно в разъездах. По молодости, до рождения моего настоящего первенца, я ездил везде с женой. Потом она сказала, что дети и дорога не сочетаются. Она осталась дома. Петер… Петер ответ на все мои пренебрежения моей семьей. Я постоянно в дороге, меня почти никогда нет дома. Но я люблю Петера, он мой сын, несмотря ни на что. Может, хватит обсуждать его? Он записан в моем паспорте. Могу предъявить вместе с метрикой. Только самого мальчика не надо нервировать. Давайте вернемся к тому, что вы от меня хотели.
Лиза проглотила слова, что разговаривает о сыне, вываливая ненужные подробности, как раз сам Шульц.
Саша достал из кромежа бумаги жандармов и показал их Шульцу:
— У вас в зверинце заявлена русалка.
Тот замер, ничего не понимая:
— О боже… При чем тут это? Вы же вроде полозовыми невестами интересовались.
Саша указал на фургон, где в окружении изображений животных широкой дугой шло название «Магические животные», слова «господина Шульца» были вписаны ниже, причем места было столько, что можно было еще одно животное нарисовать. Например, русалку.
— У вас на фургоне написано «Магические животные господина Шульца», а по документам жандармской стражи вы проходите под названием «Магические животные Шульца». Что скрывает слово «господин»?
Шульц посмотрел на свой фургон, словно видел впервые.
— Что скрывает надпись? Да ту самую русалку и скрывает. Сдохла она по собственной глупости! Пришлось менять надпись, чтобы не было ненужных вопросов…
— Сдохла? Или вы её убили? — спросил Саша, глядя в упор на Шульца. Тот усмехнулся в ответ, словно готовился к этому:
— У вас вроде законодательство в отношении нечисти и магических животных еще строже, чем в Германии. Нельзя по закону называть убийством уничтожение опасной твари. Тем более, что она умерла сама — я её и пальцем не тронул.
— И все же: что вы сделали с русалкой? — продолжил настаивать Саша.
Лиза удивлялась — пока все шло гладко. Слишком гладко. Шульц не возмущался ни единому вопросу, исправно отвечая. Так делает готовый ко всему лжец или честный человек.
— Закопал на берегу Перыницы, когда она сдохла. Я проверял — я не нарушил санитарные правила вашей страны. У вас вообще не регулируются захоронения нечисти. Она сдохла — я её закопал. Предупреждать никого о случившемся я не обязан. Это моя собственность, только и всего. Все обошлось без жертв — так что я ничего не нарушал. Чтоб я еще раз связался с русалками… Не смотрите так на меня.
— Как? — спокойно спросил Саша.
— Уничижающе. Что вы вообще знаете о русалках? Впрочем, о чем это я. Вы о полозовых невестах-то ничего не знали. Русалки неразумны. Они только походят на людей, точнее на женщин — все охотники среди русалок только женского пола. Это из-за моряков. Русалки — хищники, они охотятся на китов, акул, дельфинов, не брезгают каннибализмом. А еще они людоеды. Да, да, да, выманивают моряков с кораблей… Простите, с судов. Корабли у вас только же военные. Ваш язык — это нечто! Вашими военными моряками они, полагаю, не питаются — те дисциплинированы. А вот гражданских они едят с удовольствием. Говорят, последнее время даже мужских особей русалок —
