Крик в темноте - Оливия Нортвуд
– Чего ты хочешь?
– Я… – Грейс поставила наполненное ведро на пол и открыла окно – от запаха алкоголя и сигарет ее замутило. – Хочу поговорить. Хочу, чтобы ты вернулся. Потому что я не справлюсь без тебя. Но для начала я хочу, чтобы ты сходил в душ и переоделся. Ты воняешь.
Джеймс рассмеялся и откинулся на спинку дивана, но не стал возражать. Она слышала его шаги по лестнице, а потом на втором этаже хлопнула дверь в ванную и полилась вода.
Оставшись одна, Грейс не чувствовала настоящего уединения. Каждая вещь в доме была пропитана Мэдди. Она боялась, что не найдет здесь ее незримого присутствия и это будет самым весомым подтверждением ее смерти. Но она была здесь. Казалось, она вот-вот выйдет из кухни и скажет что-то вроде: «Цыпленок почти готов». Она была пустой припыленной консолью в коридоре и мелкими безделушками, которые Джеймс смахнул на пол, отрицая ее смерть. В потускневших и пыльных шторах, в картинах на стенах. Сейчас их кукольный домик, обставленный с щепетильностью и любовью, был памятью Мэдди и отражением Джеймса. Их дом – его реальность, ее место в мире живых, где Грейс ощущала себя чужой, инородной. Выдранная с корнем из собственной жизни убийством Джейми Брюэра, Грейс осознавала, что, когда она выйдет за двери этого дома, то будет знать Джеймса немного лучше, вне зависимости от того, что он ей ответит.
Джеймс вернулся в гостиную в старой футболке с надписью Soundgarden. Грейс точно знала, что на задней ее стороне расписание их тура по Америке в 2012 году, потому что у нее была такая же. Может быть даже, они были на одном стадионе, ей не хотелось спрашивать. С волос Джеймса капала вода, в футболке и в пижамных штанах стала еще заметнее его непривычная худоба и сухие мышцы.
– О чем ты хотела поговорить?
– Ты не думал вернуться?
– Куда вернуться? – Джеймс закурил и сел на диван рядом с ней, касаясь ее своим бедром.
– Джеймс.
– Я не… Вернуться, чтобы что?
– Вернуться к работе. Найти что-то, что заткнет дыру в груди. Не знаю. Ты упиваешься своей болью, но прошу тебя, перестань себя жалеть. Потому что… Однажды ты проснешься вот так. Посреди гостиной, заставленной пустыми бутылками, и поймешь, что уже поздно, что кроме боли у тебя ничего не осталось.
– А может быть, я этого и хочу. Ты не думала?
– Я тебе не верю, Джей.
– Тебе придется. Потому что в следующий раз, когда я приеду в управление, я напишу заявление об увольнении.
– И чем хочешь заняться? – Грейс скрестила руки под грудью и сжала челюсти. Она уже почти пожалела, что приехала.
– Не знаю.
– Будешь работать охранником в супермаркете? Или упьешься до смерти?
– Я не знаю! – Джеймс развернулся к ней, Грейс вздрогнула – ей показалось, что он сейчас ее ударит. Или задушит. В этот момент он не был похож на человека. – Уходи, Грейс.
– Хорошо. – Тон был холоден и стоил Грейс огромных усилий. Она закусила губу и невидящим взглядом уставилась перед собой.
Ей хотелось кричать и колотить Джеймса по груди. Позволить себе истерику. Эван погиб, и она обещала себе, что не станет привязываться к новому напарнику, но Джеймс… Вокруг нее внезапно не оказалось людей, которые были бы ближе. Словно те, кто стоял за ее спиной, растворились как дым его сигареты где-то под потолком гостиной, стоило ей обернуться. Сначала она оставила позади родителей и Холли – сестра была вечно загружена учебой, а Грейс работой, они почти не пересекались в последнее время. Всех своих школьных подруг Грейс тоже оставила в Спокане с их мужьями и многочисленными детьми. Затем ушел Эван. Она сама отдалилась от Ханны и коллег. Мэдди тоже ушла, ее смерть стала ударом для Грейс: она как будто вот-вот должна была обрести что-то очень важное, чего ей всегда не хватало. Она предвкушала, каково это, иметь подругу, с которой можно пройтись по магазинам, сходить в бар, где не будет ни одного полицейского, кроме нее, посмотреть фильм из тех, что принято осуждать из-за сентиментальности и глупости главной героини. И Джеймс. Теперь он ускользал из ее рук. Грейс еще чувствовала напарника рядом, но его силуэт становился все более размытым и смазанным. Она знала, что в конце исчезнет и он.
Наверное, она выглядела хуже некуда, пока думала, что они видятся в последний раз. Потому что Джеймс покачал головой и усмехнулся. Он закрыл лицо ладонями и застонал. Стон едва не сорвался в рыдания, но вскоре затих. Джеймс сделал над собой усилие, убрал руки от лица и стал рассматривать ее: скулы, губы, глаза, не задерживаясь на чем-то одном подолгу.
– Прости, – прошептал он. – За все разом. И за то, что было той ночью на парковке. Я не заслуживаю тебя.
Грейс поднялась с дивана, мгновенно осиротев без тепла его тела. Она прошла мимо журнального стола, присыпанного пеплом, – дым от недокуренной сигареты в пепельнице качнулся вслед за ней. И остановилась возле кресла, куда бросила свою сумку с папкой Джейми Брюэра. Ей хотелось вернуться, разгладить мученическую складку между его бровей, помочь справиться с тем, что он пытается пережить, обнять, пропитываясь ускользающими, хрупкими воспоминаниями о времени, когда он был рядом.
Именно сейчас ей стоило солгать ему. Сказать, что скоро станет легче.
– Может быть, ты передумаешь, взглянув на это. – Грейс достала папку с отчетом и фотографиями с места убийства Джейми Брюэра и бросила на стол. – Знаешь что? – Задержавшись в дверном проеме, ведущим в коридор, Грейс опустила ладонь на деревянный откос, чтобы не упасть. – Не извиняйся за поцелуи. Все становится еще хуже.
Грейс шла к машине с пустой, легкой сумкой и отяжелевшим сердцем. Оно словно заполнило всю грудную клетку, потеснив легкие: дыхание стало тяжелым, надсадным, как после долгого бега.
За время, проведенное с Джеймсом, снаружи успело потемнеть. Стало прохладнее. Грейс пожалела, что не взяла с собой куртку. По дороге домой Келлер заехала в ближайший к дому «Пабликс», купила салат с тунцом в контейнере, несколько сэндвичей и круассаны на завтрак. Рутина обычно позволяла заземлиться: скрип тележки из супермаркета, улыбка и пожелание хорошего вечера от кассира, шуршание бумажных пакетов в руках, запах свежей выпечки.
Тишина в пустой квартире казалась оглушительной. Долгое
