Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп
Эрнан Хименес сначала не узнал Гропиуса, когда тот явился в назначенное время. На Грегоре были синие рабочие штаны и потертая куртка, которые он приобрел на блошином рынке. Единственное, что не очень вписывалось в его новый образ, это дорогие ботинки: у Гропиуса не хватило времени, чтобы подобрать подходящую обувку.
Спустя час грузовик с надписью «Овощи» подъехал к набережной и стал выруливать к In Nomine Domini, который в числе немногих судов еще оставался у причала. Утром на корабле не было ни души. Теперь же на палубе царило деловое оживление: кроме Хименеса в трюмы свои товары загружали еще три поставщика.
Гропиус прикинул длину судна — не меньше пятидесяти метров. Кроме верхней палубы были еще две нижние. Маленькие иллюминаторы тускло поблескивали на солнце: половина из них была застеклена матовыми стеклами или покрашена белой краской. Грегору бросилось в глаза множество антенн и спутниковых тарелок, находившихся над рубкой капитана. Они сильно контрастировали со старинным видом корабля.
Трап охраняли, и, когда Грегор собрался отнести на борт первый ящик с огурцами, его и товар подвергли тщательному осмотру. Да и сам Хименес, которого охрана отлично знала, смог пройти на судно только после личного досмотра.
— Дело темное, — сказал Хименес по-английски, кативший перед собой тележку, груженную тремя ящиками с овощами.
Гропиус следовал за ним, держа на левом плече ящик так, чтобы походить на других грузчиков, работавших в порту. Духота, выхлопы дизельного двигателя и шум двигателей создавали гнетущую атмосферу.
Холодильные камеры и грузовые трюмы находились в носовой части корабля. Продуктов питания здесь хватило бы, чтобы кормить сотню пассажиров и экипаж судна в течение нескольких месяцев. Несколько десятков раз Хименес и Гропиус проделали путь от люка к грузовому трюму. Гропиус старался запомнить каждую дверь, которую приходилось открывать, составлял в голове карту расположения помещений.
В трюме их тоже поджидал вооруженный до зубов и одетый в черное охранник. Правда, он намного более халатно относился к своим обязанностям по сравнению с коллегами у трапа. Так что у Гропиуса, пока он таскал ящики, в голове родился план, который он привел в исполнение еще до того, как отнес свою последнюю ношу.
Хименес даже не заметил, как Грегор исчез в находившейся в конце коридора бельевой, где лежали стопки полотенец, скатертей и постельного белья метровой высоты. Серый мешок с грязным бельем был наполнен только наполовину, и Грегор, улучив момент, спрятался в мешке.
Позднее он уже не мог точно сказать, сколько времени провел в мешке. Один раз ему показалось, что он слышит голос Хименеса. Он отважился выйти из своего добровольного заточения, только когда на корабле поднялась суета и шум, заглушившие гул двигателей.
Через один из трех иллюминаторов, закрашенных снаружи белой краской, он едва смог различить, что огни причала пришли в движение. «Но это же невозможно! — пронеслось в голове у Грегора. — Хименес утверждал, что корабль уйдет только завтра утром!» Гропиус бессильно царапал закрашенные снаружи стекла. Иллюминаторы не открывались. Он был в ловушке!
Грегор услышал в коридоре голоса. Что же делать? Чтобы не попасться сразу же, если кто-нибудь встретится у него на пути, Гропиус переоделся в белые брюки и похожую на китель белую куртку, которые лежали в бельевой. Потом приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор.
У Гропиуса не было ни малейшего представления о том, как ему следует действовать, если он кого-нибудь встретит. Он знал только одно: ему нужно срочно покинуть борт этого проклятого корабля!
Сдерживая дыхание, поминутно оглядываясь, он прошел по небольшой деревянной лесенке на палубу. К счастью для него, в этой ее части никого не было. Гропиус попробовал сориентироваться. Корабль уже отошел от берега метров на пятьсот, взяв курс в южном направлении. При других обстоятельствах Грегор с удовольствием насладился бы открывавшимся ему видом проходящих мимо кораблей и огней набережной. Но сейчас ему была совсем не интересна вечерняя панорама города. Он раздумывал, не прыгнуть ли ему в воду, чтобы поплыть к берегу, но, перегнувшись через перила, увидел, какие огромные волны нарезает носом корабль, и отказался от этой мысли.
Не в состоянии ни на что решиться, Гропиус, пошатываясь, шел вдоль перил по направлению к кормовой палубе. Сразу за капитанской рубкой окна одной из кают были ярко освещены. Пригнувшись, Гропиус пробрался под окнами и, никем не замеченный, оказался на кормовой палубе, где без сил опустился на бухту канатов.
«Ведь ты уже попадал в безвыходные ситуации, — пытался Гропиус успокоить сам себя, — но всегда продолжал искать выход». На самом же деле его одолевал панический страх, такой же, как тогда, когда его привезли в заброшенный поселок. В мыслях он рисовал жуткие картины того, как с ним могут обойтись на сей раз. А где, как не в открытом море, проще всего избавиться от трупа.
У Гропиуса не было никакого представления о том, куда именно идет In Nomine Domini, и честно говоря, ему было все равно. Внезапно он услышал приглушенный крик. Грегор осторожно подошел к окнам каюты и заглянул внутрь.
То, что он увидел, напугало бы любого: на возвышении, похожем на трон с высокой спинкой, сидел мужчина в белых одеждах, чье лицо было обезображено шрамами и ожогами. Его одеяние походило на сутану, застегнутую на все пуговицы, от подбородка до пола. А в небольшом отдалении, преклонив колени на невысокую деревянную скамеечку, стоял человек, чей вид вызывал содрогание и сочувствие. Верхняя часть его туловища была сплошь покрыта рубцами и кровоточащими ранами. Истерзанные руки были в кандалах. Какой-то тип в черном хлестал несчастного плеткой — при взмахе ее были видны металлические крючья, которые должны были причинять жертве невыносимую боль. Но странное дело — все происходило совершенно мирно, без малейшего намека на агрессию, так, как будто все участники этого зловещего спектакля по своей доброй воле выбрали себе роли.
Через несколько минут пытка закончилась не менее странным образом: одетый в белое поднялся и правой рукой осенил истерзанного крестным знамением. После чего человек в черном вывел жертву из каюты. В этот момент страдалец повернулся к Гропиусу лицом — это был Рамон Родригес.
У Гропиуса перехватило дыхание. Он почувствовал себя скверно. Родригес! До сих пор Грегор считал этого человека опасным, теперь же ему было искренне жаль его.
Огни города уже давно скрылись за горизонтом, корабль шел на небольшой скорости. Гропиус задумался, где ему провести ночь. Спасательные шлюпки, на борту их было десять штук, показались ему наиболее безопасным местом, и Грегор начал расшнуровывать брезент на одной из них. Вероятность быть обнаруженным в лодке была невелика, во всяком случае намного меньше, чем если бы он решил провести ночь где-нибудь на палубе. Утром, подумал Гропиус, утром посмотрим, что делать дальше.
Жесткие доски не давали Гропиусу уснуть. К этому добавилась неуверенность, страх от незнания, как эти люди могут поступить с безбилетным пассажиром, если схватят его. «А когда они разберутся, кого именно поймали, тогда, — думал Гропиус, — жизнь его не будет стоить и ломаного гроша».
Его одежда! Пока он беспокойно ворочался в лодке, он вспомнил о старых тряпках, которые оставил в бельевой. Если их найдут, это точно спровоцирует обыск судна. Их нужно забрать оттуда.
Окна каюты, в которой он наблюдал жуткий спектакль, были темными. Гропиус прокрался на нижнюю палубу тем же путем, каким пришел сюда. В бельевой он обнаружил одежду именно на том самом месте, где оставил. Он спешно скомкал ее и собирался уже в обратный путь, как вдруг услышал раздающиеся из двери напротив звуки, похожие на стон. Вопреки любому здравому смыслу он приоткрыл узкую дверь и заглянул внутрь. Ему в глаза ударил яркий свет.
В отличие от сумрачного, темного коридора, каморка, которую он увидел перед собой, была освещена, как днем. На полу, постанывая, сидел Рамон Родригес, прислонившись спиной к измазанной кровью стене. Его правая нога была прикована тяжелой металлической цепью, которая едва позволяла ему передвигаться. Гропиус вошел и прикрыл за собой дверь.
