Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

– Лучше, чем тебе, вообще-то. Не обращай внимания на отца, я сама разберусь с ним. Прекращай ходить вокруг да около, Рамзес.

– Короче говоря, – начал Рамзес, – похоже, что моя первоначальная теория была полностью ошибочной. Душевным расстройством страдает не миссис Фрейзер. Её муж получил известия от древнеегипетской принцессы по имени Ташерит[109]. Она просит его найти её могилу и... – он почтительно, но твёрдо зажал мне рот рукой. – Я умоляю тебя не кричать, матушка. Сядь на этот камень. И успокойся, прежде чем говорить.

Я села на камень. Было бы трудно поступить иначе, учитывая то, как он надавил на моё плечо. После того, как он убрал руку, прикрывавшую мне рот, я заметила:

– Если ты хотел избежать непроизвольного восклицания с моей стороны, Рамзес, тебе следовало бы более тщательно подбирать слова. В прошлом я неоднократно объясняла, что краткость должна быть краеугольным камнем повествования, но не предполагала, что ты зайдёшь так далеко. Теперь к делу. Послания мистеру Фрейзеру, очевидно, пришли через миссис Уитни-Джонс? – Он кивнул, и я продолжила: – А принцесса – молодая, прекрасная принцесса – умерла безвременной смертью? Убита жестоким отцом, возможно, потому, что она осмелилась полюбить простолюдина? Или она зачахла, увидев любимого, убитого вышеупомянутым жестоким отцом?

Кончики усов Рамзеса задрожали. Я решила, что это означает выражение веселья.

– Принцесса и её возлюбленный были убиты отцом – заживо погребены, чтобы скончаться в объятиях друг друга.

– Боже мой, у этой женщины ни малейшего воображения, – фыркнула я с отвращением. – Даже придумать оригинальный сценарий – и то не в состоянии[110]. Судя по всему, она выманивала у Дональда большие суммы денег. Меня не удивляет его доверчивость – и более умные люди, чем он, становились жертвами шарлатанов – но я и представить не могла, что он умудрится клюнуть на такой ужасающе дешёвый романтизм. Вот почему он пытался убедить Эмерсона копать в Долине Цариц!

– Но ты заметила, как быстро миссис Уитни-Джонс отвлекла его от этой темы? – спросил Рамзес. – Скептицизм, особенно тот, который выражает отец, может ослабить веру мистера Фрейзера. Чем дольше дама держит его под своим влиянием, тем больше денег она сможет получить от него.

– Деньги принадлежат Энид – по крайней мере, были у неё, – раздумывала я. – Неудивительно, что она так обезумела. И всё же моя интуиция подсказывает мне, что здесь кроется ещё кое-что, что-то более тёмное и опасное, чем простое вымогательство! Странно, что...

Я остановилась, безмолвно предлагая сыну продолжить, но на сей раз Рамзес не воспользовался моей терпимостью, чтобы предложить другую теорию. Я предположила: его смутило то, что в первый раз он оказался так далеко от цели.

– По сути, банальная история, – пожал он плечами. – Любой незнакомец, который просит денег, должен немедленно подвергаться подозрению, и, тем не менее, люди продолжают вносить вклад в дела столь же сомнительные, сколь коррумпированы устроители этих дел.

– Мы должны придумать способ разоблачить женщину.

– Это будет сложно. Мистер Фрейзер очень упрям и на редкость глуп.

Заявление не особо тактичное, но, похоже, правильное. Через мгновение он добавил, как будто про себя:

– Миссис Фрейзер не заслуживает таких невзгод. Я хотел бы ей помочь, если смогу.

– Надеюсь, ты не воображаешь, что всё ещё испытываешь к ней романтические чувства.

Рамзес нахмурился. Как и у отца, у него густые чёрные брови. Но, в отличие от Эмерсона, приподнимаются на внешних углах. Получившаяся фигура оказалась зеркальным отражением формы его нелепых усов, и по какой-то непонятной причине я почувствовала раздражение.

– Не буравь меня сердитым взглядом, – резко бросила я. – Я не помню ни одного обещания, которое ты давал миссис Фрейзер, но обещание маленького мальчика, обуреваемого щенячьими страстями, не имеет значения. Ты больше не маленький мальчик...

– Спасибо, – кивнул Рамзес.

– И не перебивай. Ты больше не маленький мальчик, и я надеюсь, что у тебя хватит разума, чтобы воздержаться от ребяческих, романтических жестов, которые принесут больше вреда, чем пользы. Если тебе в голову придёт какая-то мысль, обсуди её со мной, прежде чем действовать.

– Отец ждёт нас, – заявил Рамзес и ушёл.

Но я убеждена, что это было лишь предлогом. И была уверена, что Рамзес рассказал мне далеко не всё.

Рамзес действительно не рассказал своей матери всего, о чём свидетельствует следующий отрывок из рукописи H:

Дахабия мягко покачивалась у причала. Со стороны экипажа, отдыхающего после ужина – хлеба, бобов, баранины и чечевицы – доносились смех и праздная болтовня. Те, кто работал на Отца Проклятий, вызывали у других зависть, потому что кормили их просто невероятно – мясо не меньше раза в день! – и платили жалованье, даже когда лодка стояла у берега. Лекции Ситт Хаким о диете, чистоте и прочих суевериях были не такой уж большой платой. «Она желает нам добра», – снисходительно заверяли рабочие друг друга.

– Мы должны? – спросил Давид, опасливо поглядывая на открытое окно каюты Рамзеса, как будто ожидал увидеть там лицо своей приёмной тёти. – У нас нет разрешения.

Рамзес в последний раз осмотрел себя в маленьком зеркале и кинул расчёски в ящик. Попытка выпрямить волосы оказалась невыполнимой задачей; они уже не были такими неистово кудрявыми, как в молодости, но продолжали виться, что бы он с ними ни делал.

– Мы не дети, – решительно заявил он. – Мужчина не спрашивает разрешения матери на каждом шагу. Что плохого в том, чтобы удрать в Луксор на несколько часов?

Давид пожал плечами.

– Может, возьмём кошку? – спросил он, пытаясь оторвать Сехмет от штанины.

– Этот пушистый пузырь? Господи Всеблагий, нет. Зачем ты взял её с собой?

– Она хотела, – ответил Давид.

– То есть она вцепилась в тебя, и ты не мог её оторвать.

– Ей нравится кататься на лошадях. – Давид пощекотал кошачий подбородок. – Почему бы не взять её с собой? Она никогда не научится, если её не дрессировать.

– Кошек нельзя дрессировать.

– Но Бастет…

– Избавься от твари, и поехали, – коротко бросил Рамзес.

В ту ночь цвета заката были особенно яркими; ленты огненно-розового и пурпурного мерцали вслед маленькой лодке. Когда она достигла Восточного берега, гребцы снова принялись