Племя Майи - Анна М. Полякова
«Результаты анализа ДНК на установление отцовства», — прочитала я.
Все во мне застыло, я пробежалась по строкам: «Совпадение: не установлено. Вероятность биологического отцовства: менее 0,01 %».
Я перечитала дважды, очень внимательно. Один сданный образец был подписан «Иванов А. А.», на втором имени не было, только код. Я вскочила на ноги и принялась ходить по комнате, обмахиваясь бланком, словно веером. Кровь прилила к лицу. Что за ерунда?
Я медленно опустилась на край кресла. Где он взял мой образец и что это было? Волос, ноготь? Может быть, сумел раздобыть пробирку моей крови из местной клиники после какого-нибудь анализа? Виктор Сергеевич что-то говорил сегодня о связях в Минздраве.
Но когда Иванов сумел это провернуть? Тогда, когда приехал в мой город, чтобы оставить завещание у нотариуса? Это странно: сперва следовало бы устранить сомнения, а потом уже отписывать мне имущество, если бы родство подтвердилось. Как будто Иванов торопился. Неужели понимал, что ему осталось недолго, и боялся не успеть?
Выходит, что квартиру я получу от совершенно постороннего человека, но почему? Роман с матерью не был таким уж необязывающим, он бросил ее и решил таким образом искупить свою вину? Почему тогда все это достанется не ей, а мне?
Возможно, после получения результатов он хотел переписать завещание, ведь, судя по анализу, отцовство невозможно, ноль процентов, ноль! Я смотрела на документ и не знала, что больнее: понять, что отец меня искал, но не успел; или узнать, что счастье обретения оказалось иллюзией.
Схватив телефон, я дрожащими пальцами набрала номер Виктора Сергеевича, но абонент не отвечал. Он говорил что-то про ожидающих пациентов, оставалось надеяться, что мой новый знакомый перезвонит, когда у него появится свободная минута.
Я сидела на полу в тишине, с листом в руках, и чувствовала, как трещит по швам все то, во что я только начала верить.
Раздалась знакомая трель, я ответила, даже не посмотрев на экран, уверенная, что перезванивает Виктор Сергеевич.
— Как там твой пациент? — весело спрашивал Анатолий.
Я вспомнила свою легенду о подростке с депрессивными наклонностями.
— Клиент стабилен.
— Я соскучился.
— Извини, есть еще пара неотложных дел.
— Скрипач дал вчера концерт, видел в местных газетах. Публика в восторге.
— Да, он неплохо играет, имела удовольствие наблюдать за его выступлением в оркестре на сцене нашей филармонии.
— Домой вроде бы не торопится, — сообщил Анатолий.
— Зачем, если так хорошо принимают?
— Если то, что мы обсуждали, близко к реальности, ему следовало бы делать ноги и вернуться, когда все поутихнет.
— Ты бы именно так и поступил? — осторожно спросила я.
— Я врач и привык людей спасать, а не убивать.
Медянцев сумел меня пристыдить, я почти растаяла, вмиг отогнав от себя все подозрения на его счет.
— Кстати, Грачева сегодня утром перевезли в областной центр. Коллеги сказали, что очень вовремя: у нас он вряд ли дожил бы до завтра. Там по токсикологии какие-то нарушения выявили. Похоже, наши препараты ему не подходили.
— Это хорошая новость, надеюсь, парень выкарабкается.
Я с ужасом представила, каково ему будет узнать, что его лучший друг погиб, да еще и на рабочем месте.
— По поводу причин происшествия в автосервисе ничего не слышно? — поинтересовалась я.
— Болтают, что неисправен подъемник был, и якобы намеренно неисправен. Но наши любят додумывать, сама смогла убедиться.
— У тебя в местной полиции знакомых нет?
— Я похож на того, у кого могут быть подобные друзья?
— Не очень, — согласилась я.
— Ты хочешь узнать, к каким выводам они пришли на месте происшествия? Попробую выяснить, — пообещал Анатолий.
Мы простились, а я удивилась, с какой готовностью он предложил помощь. Если он как-то причастен к случившемуся, любопытствовать, что там полицейские нарыли, очень опрометчиво с его стороны.
Я поднялась на ноги, прошла в кухню, налила в чайник воду из-под крана и принялась искать заварку. Она нашлась в изобилии, были тут и сахар, и кофе, и даже крупы. Вспомнив, что Иванов любил готовить, что, по всей видимости, делал и тут, будучи в командировках, я усмехнулась. Вот я стою в квартире абсолютно чужого мне человека и жду, когда закипит чайник, а еще зачем-то пытаюсь докопаться до причин его смерти. Если это сон, то пора бы уже проснуться.
Я некстати вспомнила свои ночные кошмары: каменные сырые подвалы, стены, покрытые плесенью, с кольцами для цепей, а еще узкие лестницы, ведущие вниз, во тьму. Это были подземелья инквизиции, во снах я точно это знала. Воздух был пропитан ожиданием боли и криками, и я понимала: за мной придут и начнется что-то ужасное, хуже самой смерти. Все это будто бы было не просто сном, а памятью тела, тревогой, передающейся через кровь.
Сейчас мои кошмары казались мне даже радужнее, чем та ловушка, в которой я оказалась наяву.
Все эти тайны давили на меня настолько, что хотелось кричать. Я открыла рот и позволила звуку вырваться наружу. О соседях в тот момент не думала, я точно знала, что мне станет легче, что нельзя держать эмоции внутри.
Когда чуть-чуть отпустило, я достала кружку, чтобы налить кипяток. Вдруг в голове зажужжало, вода полилась на столешницу, с нее — на пол, чуть не ошпарив мои босые ноги.
Почему я здесь, почему сейчас? С какой стати Виктор Сергеевич решил передать мне ключи до вступления в наследство? Да, я приехала в Москву сама, меня никто не неволил. Но теперь, вспоминая его звонок, я поняла, как тонко он сыграл на моих чувствах. Мне нужен был кто-то, кто с уверенностью скажет, что я дочь Иванова, что он не отказывался от меня, что хотел меня найти. Вот я и примчалась, как наивная дура, а еще психолог дипломированный. Как я сразу этого не считала?
Кто он вообще такой? Друг отца? Но это я знаю только с его слов. В тишине чужой квартиры я осознала, что все могло быть подстроено. У меня нет доказательств его близости с отцом: ни общих фотографий, ни чьих-то слов, способных
